Иерусалимское время

Аркан Карив, Демьян Кудрявцев,
Антон Носик, Арсен Ревазов

КАК МЫ ПЕЛИ ЗА ДЕНЬГИ


 

О богемной жизни в Иерусалиме и немного о Генделеве – в веселом репортаже «Как мы пели за деньги».

 


 

Мы стареем, это неизбежно. Мы теряем легкость на подъем, спонтанность, чувство юмора; один из нас с ужасающей быстротой теряет волосы на голове. Мы все меньше интересуемся женщинами и все больше – хорошим обедом, желательно – за счет заведения, кто бы им ни был. Былое презрение к деньгам постепенно сменяется бережливостью, граничащей со скопидомством: наших избранниц уже не ожидает ужин даже в дешевой «Наргиле». С трудом втягивая воздух в прокуренные легкие, безо всякого желания – по одной лишь обязанности, мы тащимся с ними, проклиная хамсин и безденежье, на прогулку по Старому Городу. Там мы отдаем последнюю дань романтике и читаем специально подготовленные для этой цели стихи:

 

Когда бы реки повернули к нам,
Последнюю волной –
к Иерусалиму,
где жили мы,
полуденным палимы...
то ту, которую
до этого не знал,
я звал бы Анну
– Анна! –
и она
не проходила б мимо...

 

Отдекламировав, мы совершаем ритуальный первый поцелуй, затем куем железо: деловито ловим таксомотор и через три минуты уже варим кофе – «Ты здесь совсем один живешь?» – в нашей центровой квартире. Редкие отказы («Ой, может не надо... Мама будет волноваться... Мне сегодня нельзя...») воспринимаются с плохо скрываемым облегчением, отчего становятся все более частыми. Дверь за посетительницей закрывается, собака укладывается на коврике, честно-просительное выражение нашего лица сменяется дориан-греевской ухмылкой, и с криком «Сколь же радостней прекрасное вне тела!» мы валимся на скрипучий диван (вот счастье-то: можно по диагонали!) и убаюкиваем себя тринадцатым (который уж год...) уроком из «Самоучителя португальского языка». Диалог: «Знакомство. Прогулка по городу». Фодо, фодес, фодер.

Но если завтра в дверь постучат, и на пороге встанет черный с пейсами человек из «Хеврат кадиша», пришедший с деревянным сантиметром производить замеры наших форм - нет, не пустим. Врешь, костлявая, рано: в нас горит еще желанье. Конечно, не то уже, которое выгоняло заполночь на Минский хайвей или втискивало в заплеванный тамбур «шестьсот веселого» (до Калинина – стоя)... И не то, ради которого гуляли под ручку по замерзшим лужам до рассвета, напамять читая Бродского. И не то, заставлявшее пилить левое предплечье ржавым лезвием «Спутник»... Но желания умирают последними – даже позже еще, чем надежды. И приключений на свою почти уже лысую – нет-нет, голову! – нам по-прежнему хочется.

И мы их ищем. «Дожили до седых яиц, – добродушно ворчит ветеран российской гинекологии Мария Михайловна Р., – а ума не нажили», глядя, как наша печальная команда, вооруженная двумя гитарами и тремя рюмками коньяку из кафе напротив, усаживается на теплый булыжник иерусалимского арбата на исходе субботы. А что поделаешь? Компания «Эм Эн Джей Лимитед» переживает временные финансовые затруднения, некто Нимроди заплатит последние деньги не раньше десятого (если вовсе), Дема купил себе «Пежо», и порядочный человек на его месте давно бы застрелился с такими долгами. Сегодня мы пришли просить подаяния. Пойми нас правильно, историческая родина. Твои дети хотят кушать. Крабов.

 

Kak my peli-1

 

Президент компании «Эм Эн Джей Лимитед» Арсен А. Ревазов, M. D., берет первый аккорд. Ответственный график издательства «Графор» Демьян Б. Кудрявцев (тот самый, который создал кодаковскую б...дь с синими губами), подстраивается по ноте соль, тихо матерясь и тряся прической фасона «Мцыри» (см. иллюстрации Фаворского к первоисточнику). Обхватив колени, уткнув в них лицевую часть черепа, собственный корреспондент газеты «В.» из района боевых сербскохорватских действий готовится вступить развратным баритоном. Одолжив без спросу из соседней забегаловки столик и пластиковое канареечное кресло, экономический редактор той же газеты фарширует хлипкое тело блинчиками с шоколадом (куда что потом девается?!). У ног скульптурной группы – раскрытый чехол из-под гитары, где в живописном беспорядке разложены медные монетки для возбуждения природной еврейской щедрости прохожих. Сбоку, почти не попадая в кадр, стоит Мадонна Михайловна Ф. с младенцем на руках, младенец радостно скалится редкими зубами на граждан. На другом фланге – снисходительный прищур Марии Михайловны Р., уже процитированной выше.

И вот они, братцы, запели. Бог мой, кто б мог подумать, что вместе у нас еще более отвратительные голоса, чем по отдельности! Прохожие, впрочем, останавливались, с интересом заглядывали в чехол, подсчитывая общую сумму мелочи. Веселая стайка сефардских школьников ликудного вида обступила нас и обещала озолотить, если споем гимн «Бейтара» (Иерусалим). Мы сообщили им, что власть в стране сменилась, и в подтверждение своих слов исполнили (довольно, кстати, складно) «Союз нерушимый». Этого они не поняли и ушли дальше, вниз, к площади Сиона.

Позже настала очередь «Катюши». Есть такая хорошая ивритская песня: «Ливлеву агас ве-гам тапуах, арфилим чего-то там не'ар...» Тут к нам подсели два звездно-полосатых тинейджера в черных кипах и попросили разрешения услышать, как она поет. Разрешение было дано, и янки честно дослушали до конца, наступившего, впрочем, довольно скоро, потому что третьего куплета никто из нас не вспомнил даже на идиш.

Ду ю спик англит? – осторожно спросили американцы крайнего из нас.

Кен, ай ду! А что? – показал себя эдаким полиглотом лысый череп.

Уэр ю бай драгз в этом городе? – спросили кипастые форины на жаргоне «Ешива юниверсити». Сторонники Клинтона, они не интересовались морфином или ЛСД – пределом испорченности в их ешиве оказалась зеленая, сыпучая палестинская марихуана.

Ин зе арабик сектор оф зе сити, – сказал экономический редактор.

На площади Когана, у художников, – уточнил ответственный график.

У Джонни в пабе «Череп»! – сказал лысый череп.

На каждом углу, – подвел итоги дискуссии президент компании с ограниченной ответственностью.

У меня, – тихо вступил в разговор неизвестно откуда взявшийся очкарик Съеблом (подлинная фамилия хранится в редакции). Он бросил в гитарный чехол десять рублей одной монеткой – проездом из Москвы в Петербург, знай наших! – и, заговорщически подмигнув ансамблю, увел американцев за угол. На прощание они успели крикнуть «Спасибо!» и сыпануть нам пять шекелевых монеток на пропитание.

Анна (см. выше) действительно не прошла мимо. Она возникла из ночных огней кафе напротив – того самого, откуда мы полусперли столик и креслице, – подошла к нам и встала справа, улыбаясь и глядя на всех нас вместе, ни на кого в отдельности. Потом она прикурила, попрощалась, сдала смену и пошла домой ваять очередной унитаз из карской глазированной в цветочек глины (конечная температура муфеля – 1340 градусов). А мы продолжали петь. Так увлеклись, так увлеклись. Даже про крабов забыли.

 

Kak my peli-2

 

Ночная публика струилась мимо в обе стороны. По левую руку от Арсена возник лоток с вареной кукурузой. Затем три смурных косматых курда притащили картонную коробку, набитую самопальными магнитофонными записями. Нам по этническому признаку предложили Высоцкого. Мы предпочли Поликера и гордо ничего не купили (Нимроди заплатит только десятого, Дема в долгах за «Пежо»–– см. выше). Кто-то, очень быстро пробегавший мимо, бросил в гитарный чехол запечатанную пачку соленых кукурузных хлопьев «Бамба» производства компании «Осем». Лица благодетеля мы так и не разглядели. Скорее всего, за ним кто-то гнался.

Конфетки, бараночки! – тряс кудряшками (они же – руно) ответственный график. – Словно лебеди саночки.

Спят усталые игрушки, – выводил жалобно экономический редактор. – Книжки спят.

Yesterday love was such an easy game to play, – сетовалкозлинымголосомлысыйчереп.

Корчит тело России, – тревожил память поэта и между прочим солдата Михаила С. Генделева президент компании, сам почти русский офицер в изгнании с ограниченной ответственностью.

Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла любимый город (может спать спокойно – не разобравшись в синтаксисе, дописала чья-то паскудная левая рука). И мы отправились домой, где «Самоучитель португальского языка» уже распахивался нам навстречу тринадцатым уроком. Фодо, фодес, фодер... И не было с нами в эту ночь той, что всплакнула бы под душем, повторяя одними губами последнюю нашу строфу:

 

Я – обитатель будущего дна –
гляжу, как зажигается одна...
и гаснет.
И последняя волна
проходит над
стеной Иерусалима.

 

И слава Богу, что не было.

 

 


Вести (Тель-Авив). 1992. Сентябрь.

 

Еще по теме:

 

 

Система Orphus