Люди и тексты

ДВА НЕБА, КАК ОДНО:
Арсен Ревазов

 

Писатель, фотограф А. Ревазов, один из главных инициаторов создания нашего Фонда – о жизни в Израиле и России, романе-бестселлере «Одиночество-12» и писательских планах. А. Ревазов (р. 1966, Москва) в конце 1980-х годов уехал в Израиль, в середине 1990-х вернулся в Россию. В 1995 году начал заниматься рекламным бизнесом, с 1999 года – интернет-рекламой, создав агентство IMHO. Дебютный роман А. Ревазова «Одиночество-12» (2005) был переведен на ряд европейских языков, а с 2010 г. в Москве прошел ряд персональных выставок его фоторабот. 

 


 

– Арсен, давай сначала поговорим о твоем первом и на сегодня последнем романе «Одиночество-12». С чего вдруг ты решил писать не просто роман, а откровенный экшн?

 

– А так получилось, совершенно случайно. Я вообще не планировал ничего писать. У меня никогда не было желания становиться писателем. Я, конечно, в детстве написал несколько стихотворений, но не собирался заниматься литературной деятельностью. Но получилось так, что последние несколько лет…

 

Это все в каком году происходило?

 

– В 2000-м. Получилось так, что вокруг меня случались вещи, прикольные, забавные. Какие-то мысли, фразы отдельные, мордобои, всякие пьянки-гулянки. И все это не фиксировалось нигде и никак. Меня это расстраивало. Было такое чувство, что жизнь проходит, а следы растворяются, исчезают, не сумев даже толком отпечататься. А память у меня не слишком с этим справляется.

Дальше произошло со мной очередное приключение. Мы с другом пошли в казино, там стра-ашно напились. Совершенно невероятно. Привели с собою такого какого-то полузнакомого. Совсем полузнакомого. Я его видел один раз в жизни или два. Продолжили пить у меня дома. Все это было 30 апреля 2002 года, я это знаю на 100 процентов. Больше не помню ничего. Кроме того, что ко мне в девять часов утра пришли менты в полной боевой амуниции, в бронежилетах, с калашниковыми. Пнули меня автоматом в живот и сказали, чтобы я просыпался. Отчего я, конечно, офигел, и любой нормальный человек на моем бы месте офигел. Оказалось, что этот чувак, который с нами пришел, он к утру сел на измену, вышел на лестничную клетку, стал звонить всем соседям и говорить, что я взял его в заложники. Вызвали ментов, те приехали, увидели, что дверь открыта, что он просто пьяный, что у него белая горячка, побыли со мной минут 15–20, проверили документы и уехали спокойно. Но все равно, потрясение у меня было глубочайшее. Когда в девять часов утра с тяжелейшего похмелья тебя будят автоматчики – это действительно некое событие.

Придя в себя ближе к вечеру, я решил, что это надо записать. Потому что это история. И записал. Потом увидел, что чего-то не хватает – и ввел труп с отрезанной головой. Ну, написал, сцена и сцена. Потом перечел, понравилось: а что, все так круто идет, так бодренько написано, живо. Подумал: а откуда отрезанная голова? И начал придумывать приквел к этой сцене – она оказалась потом главой 13, по-моему… Последняя глава первой части. К ней придумывался приквел с нашей жизнью, с нашими реалиями, героями.

В общем, я написал три или четыре главы запоем, за неделю. И отправил без читки, без редактирования друзьям, Аркану (Кариву. – Н. А.) в частности, который уже к тому времени роман написал и считался специалистом. Он прочел, сказал: здорово, круто. То есть, конечно, плохо написано, ты все это перепиши, но так – бодро, весело. Кому-то еще показал. Мне сказали: реально клево, интересно, пиши.

Начал писать дальше. Оказалось, что это затягивает. Придумывать вселенную дико интересно оказалось, фантастически интересно. Все это выстроить, состыковать. Дальше – мне же было что сказать, что-то накопилось. Какая-то музыка, которую я любил, вставлялась в роман более или менее легко. Я решил, что у меня будет роман с саундтреком. Анекдоты какие-то, то есть все, что я люблю и что меня окружало, что было частью моей культурной биографии – все попало в это роман. Ну, я, например, учил латинский, специально брал уроки…

 

Отсюда возникла тема Рима, Ватикан?

 

– Да. Я очень люблю Умберто Эко – здесь и его влияние. В общем, багаж, который был накоплен, достаточно аккуратно ложился в канву некоего боевика. Но это ведь не совсем боевик. Там есть и детектив, есть и наша жизнь. Я почувствовал к концу первой части, что это какая-то симфония. Есть одна нитка, другая, все это должно как-то звучать, одна мелодия, другая, они как-то поднимаются, опускаются, уходят. Вот так получался некоторый текст.

Revazov infra

 

А. Ревазов. Из серии «Один к двум» (инфракрасная фотография)

 

Дальше мне это надоело. Третья часть была написана совсем плохо. Не было финала. Я же не знал, чем кончится роман. То есть, написав две части, я понятия не имел, чем кончится третья. Все как-то происходило спонтанно, герои жили своей жизнью. Или я прочел какую-то книгу – тут же включал это в роман. Так все и двигалось.

Получился почти готовый текст. Я отправил его одному критику – не буду называть его имени. Тоже через друзей. И спросил его: что мне с этим делать? На что он честно мне сказал: с этим сделать ничего нельзя вообще, это абсолютно безнадежно, неинтересно, скучно. Все пытаются написать книгу, не ты первый, не ты последний, не расстраивайся, займись своим бизнесом. Я даже не слишком расстроился. Хотя расстроился.

А на работе люди знали, что я что-то пишу. Поскольку время от времени из принтера выходили какие-то распечатки, я что-то вычитывал, правил. И один из моих сотрудников, Олег Николаев, спросил: «Слушай, а можно я почитаю вот эту фигню, которая лезет из принтера?» Я говорю: «Да, конечно, забирай». Он прочел, сказал: «Офигенно, мне дико нравится». Я отвечаю: «Да нет, шансов никаких, мне один критик сказал, что бесполезно, а он специалист», – он правда реальный специалист. На что Олег сказал: «Слушай, у меня есть знакомые в “Ad Marginem”, можно я им покажу?» «Что мне, – говорю, – жалко что ли, покажи».

Ну, там прочли первые 15 страниц, поняли, что оторваться нельзя, вызвали меня, спросили, могу ли я переписать третью часть. Я сказал: «Конечно, могу ради вас». И переписал, сократил, что-то выкинул. Ведь у меня не было чувства меры – когда остановиться, когда чего, композиция романа складывалась достаточно случайно. Почему и финал получился такой скомканный. Они сказали: «Ну все, берем, это будет бестселлер, не сомневайся». Я говорю: «Это вы великие, делайте что хотите».

 

А почему Дема Кудрявцев говорит, что Ревазов пишет, внимательно изучив рецепты изготовления бестселлеров?

 

– Не знаю. Ничего такого не было. Естественно, я изучал то, о чем пишу. Если я писал феней, то читал книжки, сам делал обратный словарь (которого нет). То есть я изучаю материал, например, расписание поездов. Если у меня герой едет на поезде из Казани в Киров, то, разумеется, такой поезд существует. А если не сходилось по времени, то у меня поезд опаздывал на четыре часа. То есть точность в деталях вот такая. А о детективах я ничего не знаю. Если уж брать образцы, то это скорее «Три мушкетера», «Одиссея», Умберто Эко, которого я знаю и люблю, Довлатов.

 

Роман многими был воспринят как наш ответ Дэну Брауну…

 

– Это гениальная идея редакторов “Ad Marginem”, которые сказали, что если мы ни к чему его не привяжем, то и читать роман не будут. Брауна я не читал.

 

А в финале многоточие почему – потому что не хотел завершать роман или не знал, как завершить?

– А и то, и то. С моей точки зрения, эта история принципиального конца не имеет. Естественно, я рассчитывал на продолжение. У меня даже первая глава второго романа написана и напечатана в одном из переизданий «Одиночества-12». Но это отдельная тема. Мне кажется, что финал принципиально задумывался как ничья. И, если говорить футбольным языком, это значит, что будет дополнительное время. И второй роман я хотел сделать таким овертаймом.

 

На сегодня второй роман – это реальность?

 

– Да, но он будет другим от начала до конца. В этом засада.

 

Но с теми же героями?

 

– Не факт. Я нахожусь сейчас на перепутье. Конечно, там будут те же герои, но не факт, что они будут основными. Они будут участвовать в одной или, допустим, в трех главах, другие герои как-то с ними пересекутся, сдружатся, поругаются…

В следующем романе будут другие темы и по-другому поданные. Например, там появятся квантовая физика, космология, теория Большого взрыва – то есть все, что знает современная физика про Вселенную. Потому что это будет роман в том числе о том, как устроен мир, чего совершенно не было в первом романе. Там по-другому будет решена музыкальная тема. Там возникнет тема поиска некоторого конкретного предмета, который является как символом мироздания, так и прибором. Отсюда у героев появится некая цель. Там будет черная археология, всякие приколы.

Непонятно, что делать с женскими персонажами. У меня очень много нерешенных вопросов, тема любви толком не раскрыта. То есть некоторые хорошие романтические сцены есть, но не более того.

 

Как будет называться роман?

 

– «Два неба, как одно». Плохо звучит. Вот это «как». Но…

 

Арсен, скажи, а вот израильское существование, с точки зрения творческого импульса, для тебя ценно было?

 

– Ну, там моя молодость прошла. Я там прожил с 23 до 28 лет. Там у меня любовь, друзья. Всё там. Там я встал на ноги. Я уехал от родителей, из собственного дома. Приехал – не было ни знакомых, ничего. Естественно, это дико сказалось. Израиль – страна совсем непростая. Иерусалим, где я основное время прожил, город очень странный. Конечно, на мне это отразилось.

Сама атмосфера Иерусалима тех лет была волшебной. Она была пронизана и любовью, и мозгами, и литературой, и искусством. Была настоящая богема. Все жили бедно, жили в долг. Ну, все как положено… Это кончилось. Все разъехались, остепенились, разбогатели. Тогда все было очень напряженно, очень нервно, прозрачно, воздушно, зыбко, неустойчиво. Было потрясающе!

 

Это было случайное решение – уехать в Иерусалим?

 

– Уехать в Израиль было решением не случайным, потому что я себе плохо представлял жизнь при коммунистах. Мои родители не уехали, потому что их держали всякие закрытые допуски. А у меня ничего этого не было, и я решил уехать, как только смогу, – и уехал. Ну а потом стало понятно, что единственное место в Израиле, где можно жить, – это Иерусалим.

 

Определенного занятия, как я понимаю, поначалу не было?

 

– Нет. Сначала я доил коров, потом выращивал помидоры, полол кактусы, потом год учился в университете, потом начал издавать книжки и с этого жить (ну, хоть как-то жить, потому что русские книжки издавать в Израиле – это дело специфическое). Потом мой бизнес накрылся и я уехал в Москву.

 

А что было для тебя главным в Иерусалимском литературном клубе?

 

– Клуба как такового не было. Была тусовка. Ну да, мы тусовались постоянно. Все время встречались, трепались, общались, выясняли отношения, спорили, ругались, мирились, пили, гуляли, соблазняли девушек. В общем – была настоящая жизнь. Там я и с Генделевым познакомился. Со всеми познакомился. С Арканом. А потом я уехал. Денег не было катастрофически, были долги. А расплатиться с долгами можно было, только уехав в Россию. Я вернулся. И здесь тоже все начал с нуля.

 

Беседу вел Николай Александров

 


Лехаим (Москва). 2009. № 2 (202). Февраль.

  

Еще по теме:

 

Система Orphus