О литературе

Привал комедианта

 

Однако экзотические, если не щуки, то лещи заплывают в наши немирные затоны: 27 декабря в Иерусалимском литературном клубе на семинаре драматургов пьесу читал Борис Александрович Голлер, поэт, переводчик поэзии фарси, эссеист, историк русской литературы, драматург полтора уже года как иерусалимский житель.

С тех пор как Ленинград переименовали в Санкт-Петербург, никак не разобраться, кто и при каком режиме родился и когда с бонной выходил на Сенатскую площадь имени Декабристов. И то ли петербургский обком не допускал к постановке пьесу Б. А. Голлера о Лермонтове, то ли, наоборот, ленинградские субпрефекты не сыскали средств, необходимых к постановке драмы «Сто братьев Бесстужевых» в Его Императорского Величества Александринке...

Что экзотики в том, что пьеса «Привал комедианта, или Венок Грибоедову», российская и русская пьеса на блестящем, истинно русском, а отнюдь не среднероссийском языке писанная, пьеса о драме на российско-персидском театре дипдействий, а на самом деле о трагедии великого русского комедиографа, и полномочного министра, и чрезвычайного посла императора Николая I при дворе шахиншаха, пьеса о вульгарной интифаде, о Западе и Востоке в Культуре и Этике, что, спрашивается, экзотики в том, что пьеса читана была, и понята, и принята в Иерусалиме? Не в Эривани же куда мечтал вернуться, попав под закон о возвращении и двойном гражданстве, один состоятельный кастрат, персонаж драмы? И не в Тегеране, согласитесь, читать эту пьесу худсовету ХАМАСа? И не в Рязани, в очереди за ваучерами и мандатами на имение родственника Грибоедова, графа Паскевича-Эриванского, специалиста по замирению Шамилевского ООП...

(Вопрос: с мужиками будут выдавать имения или без?..)

Экзотика же в том, что у пьесы не известный, а неизвестный сюжет, но очень хорошо известна фабула (то есть не то, как рассказывают, а то, как было на самом деле). И внятно читалась эта драма по губам в аудитории ИЛК, потому что жизнь у нас такая. Такая же. Чутъ старомодная, коль верить ее драматургии. В которой, нашей неоновой жизни, есть место: предательству, изменам, патриотизму, перверсиям, интригам, представлению о границах долга, рубежах мужества, лимитах ужаса, бюджетах смертоубийств, пределах падения, помесячной инфляции ценностей, например, поэзии, а также самой поэзии и фарсу... И все, знаете ли, всерьез. Совсем, как в этой русской пьесе о русском комическом писателе в заграничной командировке...

А какие персонажи у Голлера! Касперий, посол Рима в армянском царстве. Переводчик-сотрудник (кавказской национальности) Дадашев. Товарищ Фамусов. Господин сочинитель Булгарин Фаддей, личный друг и коллега Александра Сергеевича Грибоедова. И наоборот, Пушкин А. С., литератор, невыездной. Два сановных скопца. Полковник Скалозуб. И рок. Темный жребий русского поэта. Народ персиянский.

Я догадываюсь, как слушалась бы эта пьеса в Санкт-Петербурге: как плач по истории Великой Русской Культуры. У нас она звучит несколько репортерски: ничего не меняется, гвиротай вэ-работай, комедия как комедия, мы еще и не то видали, вона, камни летят! Подумаешь куруры... ХАМАС кмо ХАМАС!

И читал автор хорошо. С выражением. На очень хорошем, повторяю, русском языке. Слушание имело место быть южнее Малой Азии, там, где Ближний Восток, в провинции Западная Сирия, в Палестине, в Элиа Капитолина, возле мельницы Монтефиори, спуститься по лестнице, спросить: где тут у вас зал Фишер? И вам ответят, что да, следующий семинар журналистский, в воскресенье, в 20 часов, ведут Антон Носик и Аркан Карив.

 

 


Вести (Тель-Авив). 1992. 31 декабря.

 

 

Система Orphus