О литературе

САМООПЛЕВЫВАНИЕ СВОБОДЫ


(Соцреализм – в СССР, доносы – в Израиле)

 

«Я сгорела бы со стыда, если бы моя русская
подруга в Союзе прочитала эти повести!»


Ривка Рабинович-Пелед,
«Свобода самооплевывания»,
«Сион», 26, 1978.

 

 Я бы не сел за пишущую машинку, если б события не развивались столь необычно, вернее – со столь необычной для наших событий стремительностью. Действительно, лень суетиться в поисках бисера, дабы метнуть этот самый бисер в направлении незначительного окололитературного происшествия... Я имею в виду публикацию г-жи Рабинович «Свобода самооплевывания». Ну что с того: появилась безграмотная и некорректная статья в подходящем для нее издании – журнале Координационного комитета активистов алии «Сион». Статья должна была по идее смешать с грязью прозаиков, живущих в Израиле, – Юрия Милославского и Леонида Гиршовича. Бывает же на свете ерунда. А от писателей не убудет, они у нас тоже, знаете ли, не ручные...

И уж конечно – не стал бы я полемизировать с г-жой Рабинович. Не интересно. Ей-Богу, не стал бы, кабы не два сопутствующих (наподобие личной охраны) обстоятельства совсем уж нелитературного свойства. Во-первых: рецензия на повести – а по жанру материал г-жи Рабинович с некоторыми натяжками может быть назван рецензией – стоит в «Сионе» на не по чину парадном месте «передовицы» (когда говоришь о журналистике «Сиона», грех заменять жуткое советское слово «передовица» чем-нибудь более приличным...). Иными словами, материал г-жи Рабинович презентуется возможному читателю в качестве некоей редакционной декларации. Переворачиваешь наивную голубизну обложки – и переносишься в светлое будущее: перед тобою – унылое передразнивание хорошо известного каждому советскому человеку постановления ЦК от 1948 года по делу журналов «Звезда» и «Ленинград»!

И во-вторых (это самое удивительное!): постановление, сработанное г-жой Рабинович, в благородно измененном и расширенном в своей вступительной части виде (добавили о великолепии журнала «Сион» и убрали совершенно точные сведения о сотрудничестве г.г. Милославского и Гиршовича с «пропагандным отделом ООП»), появляется в совершенно независимом от Координационного комитета пятничном приложении к газете «Маарив»! Название также изменено – в сторону душещипательности: «Коньяк и распутство в Москве, гашиш и депрессия в Иерусалиме». Вот это и вовсе выходит из ряда. Право слово, какая, извините за выражение, честь нашим «русским делам»! Кроме вышеуказанного расширения-сокращения материал о московско-иерусалимских алкоголиках и наркоманах снабжен в мааривской версии сентенцией насчет того, что, мол, литераторы у нас брошены на произвол судьбы и не осуществляют над ними должного идеологического контроля. И приводит таковое неосуществление к появлению таких, с позволения сказать, повестей в таких, с позволения сказать, журналах, как «22» и «Время и мы», где, с позволения сказать, в редколлегиях сидят – о, УЖАС!!! – апробированные израильтяне и активисты алии. Уж достаточно ли они апробированы?! Есть, есть у г-жи Рабинович некоторые сомнения! В противном случае разве могли бы журналы печатать таких чудовищ, как Милославский и Гиршович? Нашел редактор приложения – или сама г-жа Рабинович? – как заинтересовать читателя «Маарива» русскою словесностию: намек все понимают. Простой намек, прозрачный – куда уходят народные денежки? А вот куда: на создание печатных органов для врагов еврейского народа, на разных, с позволения сказать, гиршовичей и милославских и иже с ними, что ничего не понимают в национальном характере простого еврейского человека. Мало, что ли, денег вышвыривается на абсорбцию, кусок изо рта исправного налогоплательщика вырывают?! Так еще и антисемитские повести печатать?!

Вот так, на мой взгляд, организовалась одиссея постановления г-жи Рабинович, ее путь наверх, ее, с позволения сказать, карьера… Выражение «с позволения сказать» я позаимствовал из арсенала г-жи Рабинович. Там оно украшает, а меня – устрашает.

Итак, о чем эта рецензия? Да вот... Рецензируются произведения («с позволения сказать, повести», – Р. Рабинович). Авторов обвиняют в... Нет, не так: авторам инкриминируются клевета на действительность, антисемитизм, антисионизм, аморализм. Еще три-четыре смертных греха, – и, ах! как хочется отбросить все ужимки и по-простому, по-советски пришить Милославскому и Гиршовичу ну хоть распространение заведомо ложных измышлений, порочащих еврейский общественный и государственный строй, да – эх! – влепить им по три годика усиленного режима! А лучше, конечно, – агитацию и пропаганду, подрывающую, сами знаете что, да вкатить им полные семь и пять по рогам. Жаль, что пятьдесят восьмую статью отменили: не врубаешь врагу народа двадцать пять без права переписки!

Правда, речь идет о  рецензии на художественные произведения, но ежели в СССР с этим не считаются, то а Израиле чего стесняться? «Разве не могли, – на всякий случай спрашивает г-жа Рабинович, – эти произведения появиться по заказу наших врагов? Разве на могли они выйти из этого (имеется в виду отдел пропаганды ООП – так и написано в рецензии) отдела?» Могли, г-жа Рабинович, могли, тут и сомнения никакого нет. Читатель «Маарива», не живший полноценной советской жизнью, – человек доверчивый. Напрасно вы эти соображения там не поместили, только для «Сиона» приберегли. «Сион», если кто и читает, так в подобных соображениях разбирается не хуже Вашего. Не по адресу обратились...

Но рецензентке не чужды и литературоведческие ухватки. Свое, я бы сказал, эстетическое отношение к действительности она определила не хуже, чем политические взгляды: «А что скажет моя подруга в СССР?» (см. эпиграф). Автор рецензии всем сердцем болеет за жизненную правду. Она непрерывно задает характерный для настоящего советского критика вопрос: а где вы это видели? а разве это  типично? Впрочем, эстетикой, литерату- роведением и прочими буржуазными лженауками г-жа Рабинович особо не увлекается. Все свои творческие силы она сосредоточила на идеологическом фронте. И дала бой!

Милославский своей повестью «нокаутирует движение еврейского национального возрождения в СССР, изображает его в таком отвратительном виде, что дух захватывает. ...Смешивает с грязью то дело, ради которого...» и т. д. Но и это еще не все. Оказывается, в повести Милославского отсутствуют положительные герои! Хуже того – положительные герои еврейской национальности! Далее: «Здесь (в повести Милославского – М. Г.) что ни слово, то тенденция». Я оставляю на совести критика разделение героев на положительных и отрицательных, да еще по национальному признаку, там же оставляю я поиски тенденции в художественном произведении. Относительно смешивания с грязью я лучше промолчу – на свою совесть ничего не возьму. Но идем вперед. Рецензент пишет, комментируя такую цитату: «Обратите внимание: это прямая речь. Не высказывание отрицательного персонажа – это авторский текст, слова лирического героя, от имени которого ведется повествование...» То есть (это уж совсем какое-то детство марксистско-ленинской критической мысли!) автора обвиняют в «грехах» персонажа. Мне неудобно, но придется напомнить, что лирический герой – это тоже персонаж, простите за банальность. «Приводится оно (высказывание, – М. Г.) на второй странице повести, где автор высказывает свое кредо...». Рецензент помогает глупому читателю: вылущивает авторское кредо из выдернутых цитат, разрывает ткань повести. Рецензент еще и помогает читателю определить авторскую задачу. Да-да, в рецензии идет речь о политической задаче автора. Какая же это задача: «смешивание с грязью всего еврейского национального движения». Ну и задачка!

«Задача Гиршовича скромнее: он ограничивается темой олим из СССР в стране». Так, все-таки – тема, задача или просто – «политзадание

«Но и эту художественную (наконец-то!) задачу он не решил: компания отталкивающих типов, изображенная им, лишена особых примет времени и места, и, если бы автор не сказал нам, что действие происходит в Кирьят-Шарете, мы могли бы все описание целиком перенести в любое другое место – Москву (агент!), Бруклин, Монреаль или Мюнхен (безродный космополит!!)» Гиршович удостоился следующего перла критического разбора: клеймя изображенную им компанию, критикесса пишет: «Омерзителен даже ребенок, которого мать называет Пашка-какашка»... Вот так.

Наилучшей рецензией на рецензию г-жи Рабинович явилась бы полная перепечатка ее статьи, поэтому я и прекращаю цитаты. Повторяю, я не сел бы писать эту статью, не принялся обнадеживать г-жу Рабинович, что, мол, предстоит ей серьезный спор. Опровергать в «Свободе самооплевывания» нечего. Как говорит сама г-жа Рабинович: что ни слово, то тенденция. Но, по всей видимости, мнения г-жи Рабинович о художественной литературе разделяются редакцией «Сиона». Точно так же, как и принципы г-жи Рабинович, ее, простите, идеологические установки, ее методы полемики. «Маарив» же, перепечатав рецензию, сделал все возможное для создания у своих читателей искаженного представления о русскоязычной литературной действительности в Израиле.

Объяснять г-же Рабинович и ее «публикаторам», что художественное произведение ни в коем случае нельзя разбирать по, так сказать, идеологическим параметрам, что нехорошо расчленять искусство на цитаты, нехорошо обвинять авторов за выдуманные и действительные «недостатки» их персонажей, вероятно, бесполезно. Человеки, переболевшие в детстве соцреализмом в тяжелой форме, вполне могут остаться калеками на всю жизнь. С позиций соцреализма вполне можно, читая Толстого, обвинить машиниста в нарушении правил безопасности движения и в злостном наезде на Анну Аркадьевну Каренину...

Я вынужден обвинить вас, литературный критик Ривка Рабинович, в написании недобросовестной и профессионально несостоятельной рецензии.

Вас же, редакция «Сиона», я обвиняю в некорректных, мягко говоря, методах журнальной полемики. Попросту говоря – в политической спекуляции.

Но никакими агентами, антисемитами и прочими врагами народа я вас не обзываю, ибо я писатель, поэт, а не клейщик политических ярлыков.

И уж совсем нехорошо пытаться выступать в глазах неосведомленной израильской публики в роли этаких единственных хранителей заветов сионизма среди гнусных отщепенцев. Некрасиво!..

Я не собирался анализировать произведения Милославского и Гиршовича, разбирать их. Но несколько слов придется все же сказать.

Г-жа Рабинович «попала» очень точно: назвала два самых примечательных произведения, опубликованных в 1978 году на русском языке в Израиле.

Повесть Милославского – темпераментная, экспрессивная, я бы даже сказал, яростная – построена очень сложно. Громадное значение в ней отдано ритму повествования, она написана на необыкновенно высокой ноте. Это – в какой-то мере гротеск. Недаром реалии персонажей в повести смещены. Карнавальность персонажей Милославского, «марионеточность» их действий, закулисное присутствие Рока, ощущаемого за каждым событием, придает повести характер трагедийного действа, я бы сказал, трагедийной мистерии.

Гиршович – прежде всего стилист. Родословную его прозы я выводил бы от Гофмана и Гоголя. Персонажи Гиршовича существуют в фантастическом мире полудействительности. Это своего рода монстры. И если в повести Милославского невыносима сама атмосфера, то есть внешние обстоятельства, то у Гиршовича страшны люди, его герои, – и ужас заключается в них. Если персонажи Милославского движимы внешними силами, то у Гиршовича герои самоуправляемы – и потому их действия еще более бессмысленны, а речи – чудовищны.

Остается только пожалеть, что из-за трудностей перевода израильская публика лишена возможности познакомиться с творчеством этих талантливых молодых писателей.

 

***

 

Господство идеологии в искусстве возможно только в условиях и рамках тоталитарного государства. Так что призыв к идеологической цензуре в искусстве есть призыв к конструированию такого государства. До всего Израиля добраться трудно, так пусть хоть свои, «русские», помаршируют под победный марш в направлении Колымы!

Я хотел бы напомнить, что в Советском Союзе этот марш привел к такому упадку в духовной жизни страны, что не одно поколение будет за это расплачиваться.

 

 


22 (Тель-Авив). 1979. № 6. Март. С. 129-135. 

 

 

Система Orphus