История с географией

ВСЕ ПУТЕМ

 

 

«Я выпускал бы птиц
когда б они летали
я б сокола купил...»

 

М. Г.

 

«Трудно сказать, какая форма правления хуже, до того все плохи. А демократическая – хуже всех, ибо что такое демо­кратия (на деле), как не аристократия негодяев», – поделился сам с собою своими соображениями некто Байрон, лорд, раз­вратник, поэтишка. И борец на выезде за свободу Греции. Пустой человек, не понимающий бесконечной ценности бесконеч­ных демократических преобразований. Никудышный гражданин.

Когда-то Аристотель (вообще большой поклонник демократии, просто за уши старика, было, не оторвешь от демоса) так и от­рубил, мол, демократия (подлин­ная) осуществима, если числен­ность полиса не более 4050 го­лов. Свободных граждан, разу­меется. Почему четыре тысячи и еще 50 – тайна сия велика есть. Но что имел Аристотель в виду – догадаться – paз плюнуть. «Подлинная» демократия суть вид общинного самоуправления с лимитом определенным, по всей видимости, общим укла­дом, ментальностью и семейными связями. А если поголовье свободных граждан – на три нолика больше?

В свое время (в 1989-м) я позво­лил себе вслух на встрече писа­тельских «делегаций» Израиля и тогдашнего СССР сообщить изумленным труженикам пера и духа, что меня, израильского писателя, мягко говоря, удивила ситуация взаимодействия наличествующей кровавой яви и соответственного отражения этой яви в наличной русской литературе. Как же так – империя воюет аж десять лет (в Афгане), а имперская литература не выдала даже плевенького, соответствующего моменту шлягера типа «темная ночь, только пули ле­тят по степи...» Т. ею под ватным одеялом империи, скажем, в северо-западном квадранте можно с уютом заниматься любовью, а в юго-восточном полыхает... И гробы авиапочтой. Можно. В условиях социалистической по­громной демократии – «каждый пьет свое какао на сгущенном молоке».

У меня такое ощущение, что про­блема статуса Иерусалима – это проблема приграничных райо­нов полиса. Т. е воспаленная проблема жителей Армон ха-Нацива, шугающих магометанских коз с газонов под резными свои­ми наличниками. Свесившись с подоконника...

Мне лично, признаться, именно в этом смысле надоели ежевечерние салюты в честь приезда очередного зав. будущим палестин­ским клубом культуры, военного обучения и отдыха в небе в лоб окнам моей мансарды. Меня это беспокоит. Не в смысле их автономии, а а смысле моей от них независимости, по-добрососед­ски так нервирует меня дежурный фейерверк. Попутно с постоянным появлением робота-разминера почему-то под моими окнами, а не под окнами ихних клубов и медресе... Полис у нас какой-то дурацкий, полис-пере­росток. Не связанный семей­ными узами, ментальностью и укладом... С равным (ой ли?) представительством в гос. ин­ституциях. И в нашем ареопаге.

Когда-то Д. Вашингтон проговорился: «Пожелания народа могут не полностью соответствовать нашей истинной политике и интересам».

«Нашим» – восклицательный знак или вопросительный, а? Чьим «нашим»? Лейбористов?

Поселенцев? Моим, наконец?!

Народ, скажете вы. Интересы народа. Какого народа? Мини­мум как 300 тысяч которого на­рода отъехали в американскую диаспору? И ходят голосовать в израильские консульства за далекое правительство, отдающее территории за океаном? «Народ – не большая сволочь, но разно­образная», – сказал Людовик Ба­варский – безумный, между про­чим, карьерист, но отличный гражданин. А откликнулся М. Е. Салтыков-Щедрин: «Обыкновенно противу идиотов принимают­ся известные меры, чтобы они в неразумной стремительности не все опрокидывали, что встречается им иа пути. Но меры эти почти всегда касаются только простых идиотов, когда же при­датком к идиотству является властность, то дело ограждения общества значительно усложня­ется. В этом случае грозящая опасность увеличивается всею суммою неприкрытости, в жерт­ву которой в известные исторические моменты кажется отданною жизнь. Даже в самой бес­плодности или очевидном вреде этих злодеяний он, "идиот власт­ный", не почерпает никаких для себя поучений. Ему нет дела ни до каких результатов, потому что результаты эти выясняются не на нем (он слишком окаменел, чтобы на нем могло бы что-нибудь отражаться)... Если бы, вследствие усиленной идиот­ской деятельности, даже весь мир обратился бы в пустыню, то этот результат не устранил бы идиотов. Кто знает, быть может, пустыня и представляет в его глазах именно ту обстановку, ко­торая отражает собой идеал че­ловеческого общежития?»

К чему же я это столь обильно цитирую, может, у меня своих слов и крылатых выражений на этот случай – победы подлинной демократии и гуманизма в лице ее (демократии и гуманизма, а также исторических прав пале­стинцев) лидеров – нету?

Есть! «Вождь выходит из наро­да, но обратно не возвращается». Впрочем, это не я – это Дон-Аминадо.

У нашего с вами, дамы и госпо­да, народа-полиса есть вожди. Вышедшие из нашего с вами, да­мы и господа, народа. Очень даже отлично и успешно провед­шие «предварительные подготовительные мероприятия, создавшие возможность сформулиро­вания и легитимизирования принципов урегулирования ближневосточного конфликта». Это наш лидер открыл рот, пол­ный глубокой тайны. Ну что ж – лидер как лидер, демократиче­ски и путем израильского наро­да избранный. И все за нас ре­шивший. Китайцы говорят: «Великий человек – всегда народное бедствие». Фиг вам, китайцы! Народное бедствие – это власть маленьких невеликих людей, попустительствующая появлению лидеров и народных бедствий.

А вот с господином В. Липманом («При демократической системе народ обрел власть, которой не способен пользоваться») я тоже бы согласился лишь при определенных поправочках: при израильской демократической системе палестинский народ обрел власть, которой не способен пользоваться народ израильский. И все демократическим путем. Все путем.

 

 


Окна (Тель-Авив). 1994. 11 августа. С. 25.
 
 
Система Orphus