О богемной жизни в Иерусалиме и немного о Генделеве – в веселом репортаже «Как мы пели за деньги».
Мы стареем, это неизбежно. Мы теряем легкость на подъем, спонтанность, чувство юмора; один из нас с ужасающей быстротой теряет волосы на голове. Мы все меньше интересуемся женщинами и все больше – хорошим обедом, желательно – за счет заведения, кто бы им ни был. Былое презрение к деньгам постепенно сменяется бережливостью, граничащей со скопидомством: наших избранниц уже не ожидает ужин даже в дешевой «Наргиле». С трудом втягивая воздух в прокуренные легкие, безо всякого желания – по одной лишь обязанности, мы тащимся с ними, проклиная хамсин и безденежье, на прогулку по Старому Городу. Там мы отдаем последнюю дань романтике и читаем специально подготовленные для этой цели стихи:
Когда бы реки повернули к нам,
Последнюю волной –
к Иерусалиму,
где жили мы,
полуденным палимы...
то ту, которую
до этого не знал,
я звал бы Анну
– Анна! –
и она
не проходила б мимо...
Отдекламировав, мы совершаем ритуальный первый поцелуй, затем куем железо: деловито ловим таксомотор и через три минуты уже варим кофе – «Ты здесь совсем один живешь?» – в нашей центровой квартире. Редкие отказы («Ой, может не надо... Мама будет волноваться... Мне сегодня нельзя...») воспринимаются с плохо скрываемым облегчением, отчего становятся все более частыми. Дверь за посетительницей закрывается, собака укладывается на коврике, честно-просительное выражение нашего лица сменяется дориан-греевской ухмылкой, и с криком «Сколь же радостней прекрасное вне тела!» мы валимся на скрипучий диван (вот счастье-то: можно по диагонали!) и убаюкиваем себя тринадцатым (который уж год...) уроком из «Самоучителя португальского языка». Диалог: «Знакомство. Прогулка по городу». Фодо, фодес, фодер.
Но если завтра в дверь постучат, и на пороге встанет черный с пейсами человек из «Хеврат кадиша», пришедший с деревянным сантиметром производить замеры наших форм - нет, не пустим. Врешь, костлявая, рано: в нас горит еще желанье. Конечно, не то уже, которое выгоняло заполночь на Минский хайвей или втискивало в заплеванный тамбур «шестьсот веселого» (до Калинина – стоя)... И не то, ради которого гуляли под ручку по замерзшим лужам до рассвета, напамять читая Бродского. И не то, заставлявшее пилить левое предплечье ржавым лезвием «Спутник»... Но желания умирают последними – даже позже еще, чем надежды. И приключений на свою почти уже лысую – нет-нет, голову! – нам по-прежнему хочется.
И мы их ищем. «Дожили до седых яиц, – добродушно ворчит ветеран российской гинекологии Мария Михайловна Р., – а ума не нажили», глядя, как наша печальная команда, вооруженная двумя гитарами и тремя рюмками коньяку из кафе напротив, усаживается на теплый булыжник иерусалимского арбата на исходе субботы. А что поделаешь? Компания «Эм Эн Джей Лимитед» переживает временные финансовые затруднения, некто Нимроди заплатит последние деньги не раньше десятого (если вовсе), Дема купил себе «Пежо», и порядочный человек на его месте давно бы застрелился с такими долгами. Сегодня мы пришли просить подаяния. Пойми нас правильно, историческая родина. Твои дети хотят кушать. Крабов.
Президент компании «Эм Эн Джей Лимитед» Арсен А. Ревазов, M. D., берет первый аккорд. Ответственный график издательства «Графор» Демьян Б. Кудрявцев (тот самый, который создал кодаковскую б...дь с синими губами), подстраивается по ноте соль, тихо матерясь и тряся прической фасона «Мцыри» (см. иллюстрации Фаворского к первоисточнику). Обхватив колени, уткнув в них лицевую часть черепа, собственный корреспондент газеты «В.» из района боевых сербскохорватских действий готовится вступить развратным баритоном. Одолжив без спросу из соседней забегаловки столик и пластиковое канареечное кресло, экономический редактор той же газеты фарширует хлипкое тело блинчиками с шоколадом (куда что потом девается?!). У ног скульптурной группы – раскрытый чехол из-под гитары, где в живописном беспорядке разложены медные монетки для возбуждения природной еврейской щедрости прохожих. Сбоку, почти не попадая в кадр, стоит Мадонна Михайловна Ф. с младенцем на руках, младенец радостно скалится редкими зубами на граждан. На другом фланге – снисходительный прищур Марии Михайловны Р., уже процитированной выше.
И вот они, братцы, запели. Бог мой, кто б мог подумать, что вместе у нас еще более отвратительные голоса, чем по отдельности! Прохожие, впрочем, останавливались, с интересом заглядывали в чехол, подсчитывая общую сумму мелочи. Веселая стайка сефардских школьников ликудного вида обступила нас и обещала озолотить, если споем гимн «Бейтара» (Иерусалим). Мы сообщили им, что власть в стране сменилась, и в подтверждение своих слов исполнили (довольно, кстати, складно) «Союз нерушимый». Этого они не поняли и ушли дальше, вниз, к площади Сиона.
Позже настала очередь «Катюши». Есть такая хорошая ивритская песня: «Ливлеву агас ве-гам тапуах, арфилим чего-то там не'ар...» Тут к нам подсели два звездно-полосатых тинейджера в черных кипах и попросили разрешения услышать, как она поет. Разрешение было дано, и янки честно дослушали до конца, наступившего, впрочем, довольно скоро, потому что третьего куплета никто из нас не вспомнил даже на идиш.
– Ду ю спик англит? – осторожно спросили американцы крайнего из нас.
– Кен, ай ду! А что? – показал себя эдаким полиглотом лысый череп.
– Уэр ю бай драгз в этом городе? – спросили кипастые форины на жаргоне «Ешива юниверсити». Сторонники Клинтона, они не интересовались морфином или ЛСД – пределом испорченности в их ешиве оказалась зеленая, сыпучая палестинская марихуана.
– Ин зе арабик сектор оф зе сити, – сказал экономический редактор.
– На площади Когана, у художников, – уточнил ответственный график.
– У Джонни в пабе «Череп»! – сказал лысый череп.
– На каждом углу, – подвел итоги дискуссии президент компании с ограниченной ответственностью.
– У меня, – тихо вступил в разговор неизвестно откуда взявшийся очкарик Съеблом (подлинная фамилия хранится в редакции). Он бросил в гитарный чехол десять рублей одной монеткой – проездом из Москвы в Петербург, знай наших! – и, заговорщически подмигнув ансамблю, увел американцев за угол. На прощание они успели крикнуть «Спасибо!» и сыпануть нам пять шекелевых монеток на пропитание.
Анна (см. выше) действительно не прошла мимо. Она возникла из ночных огней кафе напротив – того самого, откуда мы полусперли столик и креслице, – подошла к нам и встала справа, улыбаясь и глядя на всех нас вместе, ни на кого в отдельности. Потом она прикурила, попрощалась, сдала смену и пошла домой ваять очередной унитаз из карской глазированной в цветочек глины (конечная температура муфеля – 1340 градусов). А мы продолжали петь. Так увлеклись, так увлеклись. Даже про крабов забыли.
Ночная публика струилась мимо в обе стороны. По левую руку от Арсена возник лоток с вареной кукурузой. Затем три смурных косматых курда притащили картонную коробку, набитую самопальными магнитофонными записями. Нам по этническому признаку предложили Высоцкого. Мы предпочли Поликера и гордо ничего не купили (Нимроди заплатит только десятого, Дема в долгах за «Пежо»–– см. выше). Кто-то, очень быстро пробегавший мимо, бросил в гитарный чехол запечатанную пачку соленых кукурузных хлопьев «Бамба» производства компании «Осем». Лица благодетеля мы так и не разглядели. Скорее всего, за ним кто-то гнался.
– Конфетки, бараночки! – тряс кудряшками (они же – руно) ответственный график. – Словно лебеди саночки.
– Спят усталые игрушки, – выводил жалобно экономический редактор. – Книжки спят.
– Yesterday love was such an easy game to play, – сетовалкозлинымголосомлысыйчереп.
– Корчит тело России, – тревожил память поэта и между прочим солдата Михаила С. Генделева президент компании, сам почти русский офицер в изгнании с ограниченной ответственностью.
Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла любимый город (может спать спокойно – не разобравшись в синтаксисе, дописала чья-то паскудная левая рука). И мы отправились домой, где «Самоучитель португальского языка» уже распахивался нам навстречу тринадцатым уроком. Фодо, фодес, фодер... И не было с нами в эту ночь той, что всплакнула бы под душем, повторяя одними губами последнюю нашу строфу:
Я – обитатель будущего дна –
гляжу, как зажигается одна...
и гаснет.
И последняя волна
проходит над
стеной Иерусалима.
И слава Богу, что не было.
В четверг, 21 ноября, в рамках Генделевских чтений Зеев Бар-Селла выступит с докладом «От фонаря: Литературный Ленинград (Зощенко, "Аристократка")». Доклад состоится в Доме русской книги «Исрадон» (ул. Агрипас 10, Иерусалим). Начало в 19:30. Убедительно просим не опаздывать.