ПАМЯТИ БРОНЕНОСЦА
ПО НАПРАВЛЕНИЮ К МИССОЛУНГИ
Как обязательно бы
Joseph Brodsky I
по публикации
отметил:
от шерстяных носков
рево
люционеров (два ударенья) и повстанцев
ногой воняет смерти
а
во-вторых эти повадки урок
эти
чесоткой кверху
бурки
им вообще на пару с лордом им
гораздо партизанского прищура
в Сорбонне дипломированный турка.
Ага!
вот именно
и поболтать с агой военнопленным
обмена в рамках
после чего – цап – за Стамбул агу
ортодоксальный грекос
добро еще и неживьем
и
раком
свистать в четверг кукареку
Коринфскому заливу
в четверг дождя каменолома в Миссолунги
что все это напоминает и тоскливо
таймсом
хронически
газетную колонку.
Бай-бай ирония!
на взгляд
на мой потусторонний
напоминает даты из моих последних числ
и
до омерзения какую-нибудь родину
на
выбор из отчизн
мне
эти ваши либерти напоминают ливер
и не грифом
а
вороньем в тифу расклеванно напоминает лорда вспученное body
до
голубой последней капли желтой лимфы
лицом к свободе!
Не
déjà vu!
дожить бы было б незаконно
да и дожить скорее было бы навряд ли
скрещенья
лермонтовских рукавов бекеши кровью бряклой
с
моро́чной тягой перевеситься с балкона
какой-то сонный интерес в паху инстинкта
к
злодейству
и
отличает
стих
как чудовищную форму счастья детства
с резцами влажными и розовыми счастья!
Ну вот
и вышел в лоб себе
сам понимаю что недолго
пути кремнистому блистать
и недалече
по направлению к Миссолунги
себе
навстречу
по направлению
дорогою овечьей
что скоро чувствую что скоро
по странному наклону слога
даже речи
к плечу
щекой
покорно.
ФРАГМЕНТ ГЕРОЯ
...природа крови в природе
кровью
в
любой объем
раз
литься
ровно покуда не станет народу этой природы ровно
ровно с этого ровно
расклубиться
в
воздухе мы встаем
в
сетке собственных вен
как птицы
и не к чему плечиком
при
облокотиться
над
уровнем моря
причем
крылом.
РОМАНС «ДИОСКУРЫ»
К завтраку ты не вышла
за
все восемь окурков
с
кормы «Диоскуров»
ты
не
вынесла ему куртку
по
случаю непогоды
покуда
пялился он на бухту
все
эти
годы
вот и я говорю не сезон
спьяну
он догнал тебя с грохотом у менялы
тот ясно грабеж и опал
лечь
что ж ты единственная не обернулась
а
стояла
не подымая плеч
припев:
убить курву распять менялу
заведение
под
партию фортепьяно
сжечь
в фокусе
прожектора он опознал тебя альбиноску
в серебряном хоре Пуччини конечно в «Тоске»
ну
что еще
что потом он кромешно полночи тетку
с титаническим месил воображеньем
только что-то зубы соскальзывали
по добротной обивке женской
припев:
то ли на
его собственное
то ли
твое
плечо
сновидения не обсуждаются
к сведенью
не было
в сновидении
ни оперы ни веранды ни меняльного заведения
но
с кормы «Диоскуров»
остекленному взгляду
проездом
в манере сочинителя стихов и поэта
открываются виды
не на
все четыре
как говорится обычно сдуру
но по крайней мере на две и обе стороны света
припев:
исключая завтра
что
и
отметил лично
литератор
натощак
вполне континентально
куря
на завтрак
не сказать живой
но
назло бессмертный
назло
табличке.
ПЯТНАДЦАТЬ НЕГРИТЯТ
I
Три точки три тире три точки
мы повисли
в том смысле
что
неможно и помыслить
всплыть выше головы
а
ниже горла головы гримасничает потрох
бурлит
без
задних
ног
что
и
бывает
говорят когда идут себе линкоры
на
дно.
II
В потоп в сезон
горизонталь потопа ровно уровень пучины
и
научив
а...
(здесь и далее речитатив)
...зот
и сладкий кислород лакать с небес Походный Бог не обучил мужчину
как
баттерфляем выдыхать
под
горизонт
пузыря пузыри последнего купанья
за ради дурки пены ерунды
плотнее
видите ли
пенье
своей среды.
III
Пловец
не дорожи любовию народной
ты царь
плыви
хоть по-собачьи
но один
и
таки
средиземный мир мир таки земноводный
тебя
двоякодышащим
родил
а коли не всплывают вровень
щека к щеке
язык и речь
тому подряд причин
ирония коррозия
винта Харибда Сцилла течь.
IV
Ничто
не успокаивает так как вид волнения снаружи
и
что
в любви и смерти объясняться с вами нужно
как плыть в пальто
спасти (три точки) наши (три тире три точки) ваши души
стоит
на
кой
(три точки знак вопроса запятая)
но
говно
оно
конечно
тоже тонет
но как говно.
V
Вися
верней
прицеливши макушку в область тверди
а
пяткой к дну
вися
всяко душе не полагаешь полной смерти
и
окончательной
в ее
неполных
пятьдесят
се как хождение по водам в акваланге
на сельских рыбарей понты
когда
в воде как рыба
(в небе птица-ангел
в кишечнике глисты).
VI
Допустим шмок
он
утопает по-ахейски просто
но
вдруг
твой судорожный твой комок
на взгляд на вкус морских зверей
плавучий остров
мозга
в безумье
а не
поплавок
VII
тогда
Большой Моряк в Большом Адмиралтействе
действительно похоже с печки бряк
тогда пускай вокруг резвятся нереиды
как в детстве малосовершеннолетние
в угрях
тогда
гони волну утопшим нереида
морско
военно
уставно
разъяснено:
какое было
эта
наше с вами
Атлантидо
таким
оно
Пловец!
на стяг матроску с водоплавающей телки!
а я распоряжусь
чтоб не забыли юнги
именем «Потемкин»
наречь баржу.
САМОВОЛКА
Возвратясь
он
обнаружил на месте Адмиралтейства
так примерно
и обнаружил:
волны залив дельфинов хляби
за гребнем гребень
водоросли
прибоем качались мерно
солнце
зависло над
краем неба.
«Ошибки всегда повторяются дважды.
И дважды, –
сказал он, –
м-да...
им следует повториться».
и
повернул назад
к перепутью торной
чтобы
узнать дорогу к своей столице
к городу
что волнами никак уж не был.
Усталый
он
вел
себя
как
через сон вброд через гул базарный
толпы
чей греческий был им теперь понимаем трудно
собственный
его провианта запас словарный
порастрясся
странствовал он покуда.
На миг ему показалось
что
в сонной ветоши груде
вдруг он очнулся
такое бывает вроде
встречные не узнавали его
новые эти люди
даже
и
не
удивлялись
бронзовой его позолоте.
Он
их выспрашивал
знаками
слов не хватало
дорогу к дому
встречные
честно пытались понять его бестолково на паре сотен
законных слов
отчужденно и незнакомо
пурпур
все истончался и истончался
на горизонте.
Вышли взрослые
развели по домам дикую стайку
потных
детей с резко пахнущим телом
детям
идти не хотелось
одно за другим в домах загорались окна
все
загорелись
и
враз
стемнело.
Пришла роса
и запуталась в его космах
будто
упала роса
ночная
глаза заклея
ветер
едва не лая
как пес
поцеловал его в губы
пришла вода
как старая Эвриклея.
Пришла вода помыть ему ноги
омыть его ноги как Эвриклея
но
не узнала шрама
и
поспешила дальше
себя толкая
дальше журчать по склону
все тяжелее
вниз
как свойственно всякой воде
стекая.
