К АРАБСКОЙ РЕЧИ

 

 

По-русски вся любовь – ямбы лицейских фрикций
по-русски как война
иваны гасят фрицев
а
что
по-русски смерть

а
следствие она она же и причина
переживаний интересного мужчины
на улице давно в живых Елены нет моей царицы
гороха паники просыпанного
средь.

 

 

Мне так хотелось бы уйти из нашей речи
уйти мучительно и не по-человечьи
а
взять
горючую автопокрышку под язык
таблетку к въезду в астму Газы негасимой

когда как резаные воют муэдзины
когда так хочется убить нельзя ничем и нечем
а из-под солнца комендантского
навстречу
им
вой фрезы.

 

 

И
так
горюет это сучье мясо
в зенит
закатываясь в ритме перепляса
в пелёнах с куколкой убийцы на плечах

что
ясно
куколка проклюнет покрывала
и стрекозиные разинет жвалы
йельский выученик мученик Аль-Аксы
на двух прожекторах стоять в лучах.

 

 

Поучимся ж у чуждого семейства
зоологической любви без фарисейства
а
чтоб
в упор
взаимности вполне

бог-Мандельштам
уже не можно обознаться
в Любви
как судорогой сводит М-16
иль выдай мне свисток в разгар судейства
иль вырви мне язык последний мне.

 

 

Мне
смерть как нужно на крыльцо из нашей речи
хоть по нужде хоть блеяньем овечьим
зубами
выговорить в кислород
желание Война!

на языке не что висит из горла
и был раздвоен был глаголом горним
но
языке на том
чья тишина во рту у смерча
или пред музыкою будто не она.

 

 

И я
живой ввиду теракта на базаре
ещё в своём уме как в стеклотаре
из речи выхожу
не возвратиться
чтоб

о да:
«Адам, я вижу твой заросший шёрсткой лобик твари
и Еву, из числа пятнистых антилоп»,
ау! мой страшный брат Абу-ль-Ала́ слепец был аль-Маа́рри
и
мизантроп.

 

 

А вот и я у рынка на коленях
и
пар шахида пар
до уровня еврейских выделений
тел не осел
на пузыри наши и слизь

я на карачках выхожу из перевода
куда
«...поплыл в разрывах ветра воздух имбиря и мёда,
и ливня жемчуга вниз ниспадают с небосвода»,
как написал
тысячелетний гений Ибн Хамди́с.

 

 

Но
Смерть
припрыгав
как бессмысленная птица
в последний раз в последний разум мой глядится
и выводок её пускай щебечет там

я ухожу из нашей речи не проснуться
бог-Мандельштам!
куда же мне вернуться
«звук сузился, слова шипят»
куда мне возвратиться
бог-Мандельштам.

 

9 – 10 

 

Так вот
поэзия:
«на русском языке последнем мне
я думаю
(я так писал)
что по себе есть сами

любовь война и смерть
как
не
предлог
для простодушных описаний
в повествовании о тьме и тишине»

так вот
я
думаю
что
стоя перед псами
в молчанье тигра есть ответ брехне

и
предвкушение
клыки разводит сладко мне
не
трудной
крови под усами.

 

Иерусалим, май 2004

 

Система Orphus