Михаил Генделев

ПЕРЕПИСКА ГОГОЛЯ С ГЕРШЕНЗOНOМ

 

 

Поскольку, в отличие от читателя, я знаю, кто такой Михаил Вайскопф, филолог, критик, литературовед, автор фундаментальной монографии о Гоголе, мы начнем беседовать в докторско-безличной стилистике – «как мы себя чувствуем, кто мы такие»...

 

– Родились мы 44 года назад в городе Муроме...

 

– Даже так?..

 

– Да. Мои дед и бабка эмигрировали в 20-е годы из Польши в СССР. Чтоб не отвлекаться от построения социализма. Оба были не коммунистами, а простыми приверженцами «Бунда» и поэтому сохранили некоторую независимость суждений. Так, бабушка Фелиция Абовна всегда ненавидела товарища Сталина... В 37-м обоих посадили, а в 39-м дед помер на Колыме. Отцу, которому было тогда, в 37-м, 14 лет, дали пять лет по 58-й статье. В 42-м отец вышел из лагеря и пошел на фронт добровольцем, на передовую. Был несколько раз ранен и награжден... Под новый 47-й год его, свежедемобилизованного, вызвали в МГБ и сообщили, что с него снимается судимость вместе со всеми связанными с ней ограничениями. Однако московскую прописку не восстановили, и пришлось ему обосноваться в Муроме, где, неподалеку от села Карачарова, я и появился на свет. Село это действительно существует, так что у меня вполне былинное происхождение...

 

Ну а дальше уже я расскажу вкратце: Вайскопф немного поучился в Тарту у Лотмана. Молокососом приехал в Израиль, отслужил действительную (в том числе почти полгода военной тюрьмы) и с блеском – «сum laude» – защитился в Иерусалимском университете. Тема – «Сюжет Гоголя», а диссертация легла в основу монографии, каковая монография, в свою очередь, была завершена в Москве и должна увидеть свет в ближайшие недели. Кроме того, Михаил Вайскопф – один из виднейших критиков и исследователей современной литературы, ехиднейший полемист, преподаватель Тель-авивского университета, в недалеком прошлом – политический журналист.

 

– Итак, вернувшись из длительной командировки... Кстати, кто отправлял тебя в поездку? И ведь это не первый твой визит в Россию?..

 

– Это четвертая моя поездка. На родину моего языка. Первая была в 1989-м. Между прочим, именно с тобой мы ездили на московскую книжную ярмарку в составе израильской писательской делегации... Так вот, первая была в 89-м, в 91-м я даже угодил под путч. А сейчас я выступал в разных ипостасях: представлял министерство культуры, работал в Свободном Еврейском университете Санкт-Петербурга, в Институте гуманитарного иудаизма и некоторых столь же авторитетных организациях... Я читал в многочисленных организациях лекции, посвященные еврейской истории, истории антисемитизма, в том числе и русского, православного антисемитизма. Кроме того, лекции по еврейской философии, еврейскому мировоззрению. Пожалуй, самый острый интерес аудитория проявляла к истории нацистского и русского антисемитизма. Вероятно, ввиду полного незнакомства с темой... А с другой стороны, я представлял и реализовывал собственные интересы, филологические. Выступал с лекциями в ИМЛИ, в Институте славяноведения и балканистики при Академии наук, Вильнюсском университете, в Российском государственном гуманитарном университете, членом ученого совета коего я сподобился стать. Но при этом вполне демократично читал и в средних школах и в гимназиях. Не могу пожаловаться на отсутствие внимания – принимали прекрасно. Правда, в некоторых олучаях высказывалась некоторая озадаченность...

 

– Аудитория недостаточно компетентная?

 

– В первую очередь это касается еврейской части аудитории. Мягко говоря, не всегда достаточно компетентной.

 

– Евреи не осведомлены о своей собственной истории, не интересуются ею или не хотят интересоваться? Евреи предпочитают креститься?..

 

– Ну, последние вызывают у меня сострадание, умеряемое брезгливостью... Забавный штрих: в октябре прошлого года меня пригласили участвовать в межконфессиональном диалоге. Диалог сей состоялся в театре МГУ. Событие курьезное, экзотическое. Разнообразные конфессии представляли десять человек, из них семеро – этнические евреи. Православие, например, представлял Лев Регельсон...

 

– Отец Лев Регельсон?

 

– Конечно, отец. Кроме того, был очень приятный эрудированный господин из Воронежа. Баптист. Он говорил о совокупности протестантских течений в Воронеже. Был и иезуит. Его звали отец Франсуа Эве. Был председатель общества «Евреи за Иисуса», господин Александр Гуревич. Иудаизм представлял ваш покорный слуга в компании с коллегой, московским филологом Кацисом...

 

– Это очень забавно, если учесть, что, насколько я тебя знаю, ты атеист.

 

– Я не атеист, я – агностик. Я с самого начала честно заявил, что отнюдь не являюсь полномочным представителем иудаизма и что на моем месте должен был бы находиться раввин, ортодоксальный, разумеется. Но ортодоксальный раввин никогда на это не пойдет, так как ему не о чем дискутировать... Не говоря уже о том, что для раввина это абсолютно невозможно в силу «памяти жанра». Ведь такие диспуты обожали устраивать в средние века и только тогда, когда в оппоненты удавалось зазвать покладистого и эрудированного выкреста, который показательно «опровергал» иудаизм. Такие диспуты заканчивались плачевно как для раввинов, так и для их паствы...

Наиболее колоритными были выступления господина из «Евреи за Иисуса», господина Гуревича, который заявил, что вообще-то он, господин Гуревич, православный, но считает, что обращать евреев прямо в православие как-то неудобно и слишком трудно – в силу специфики двух разных вероисповеданий. Посему лучший и достойнейший путь пролегает через протестантизм. Оттого обращение в лютеранство при финансовой поддержке финских миссионеров приобретает существенное значение. Бы­ла высказана и теза, некоторых из нас очень повеселившая: «Наилучший спо­соб обращения евреев в православие по­средством финского протестантизма со­стоит в том, чтобы оказывалась финан­совая помощь липам пожилого возрас­та, чьи дети находятся в Израиле».

Вот за эти финские сребреники неко­торые старики, оказывается, вполне охотно переходят в протестантизм, а вслед за этим и на высшую ступень – в православие.

 

– Насколько это все серьезно?

 

– Кроме финских, здесь задействова­ны и скандинавские, и английские, и, конечно, американские миссионеры. В их распоряжении немеренные фонды, что, в ситуации полного экономического стресса и отчаяния, не может не дей­ствовать вдохновляюще на религиозные чувства еврейской часта населения Рос­сии.

Некоторая часть меневской аудито­рии (паства и поклонники недавно траги­чески погибшего священника-еврея о. Александра Меня) примыкает к этой группе в силу того, что они уже пред­ставлены сами себе истинными еванге­листами, а кстати подвернувшаяся им материальная стимуляция помогает им в переориентации.

В зале было очень много иудео-христиан. Организовы­вали это действо тоже, по всей видимости, заблуд­шие овцы из па­ствы Меня. Они же и выпустили первый памятник «еврейско-православного диалога» в виде православ­ного Молитвослова с комментариями. Я, конечно, с удо­вольствием обнаро­довал исторический, но почему-то не очень известный факт, что право­славная церковь, в отличие от католи­ческой, никогда не снимала с иудеев обвинения в Богоубийстве и не собирается этого делать, и напомнил, что она, эта церковь, сплошь и рядом фашизируется, что мы знаем имена множества пастырей, активно занимающихся антисемитской пропаган­дой. Напомнил я аудитории и о том, что православная церковь ничего не сделала для спасения евреев во время второй Мировой войны, в отличие от католиче­ской, которая, конечно, способствовала истреблению, но вместе с тем в Италии или на Западной Украине спасла тысячи евреев. Напротив, на оккупированных территориях православные священники в cвоих проповедях возбуждали ненависть к евреям. Мое выступление вызвало, пожалуй, самую болезненную реакцию вполне благожелательно настроенного зала. Мне напомнили о поведении православной церкви в период дела Бейлиса, когда авторитеты православия в основном уклонялись от осуждения Бейлиса...

 

– По твоему мнению, советская власть искалечила и православную цер­ковь?

 

– Нет. Никоим образом. Они вернули церковь в ее исконное состояние. Право­славная церковь всегда отличалась смирением и сервилизмом по тоношению к любой власти. А в советские годы традиция окрепла, возмужала, приобрела легитимные черты…

 

– Итак, в рамках культуртрегерства твоя программа предусматривала и культурно-политические акции?

 

– Ну, в основном моя деятельность сводилась к просветительской работе... Суть моего выступления (как и высту­пления не менее резкого господина Кациса) сводилась к тому, что нельзя ве­сти диалог без соблюдения паритетов. Православная церковь за иудаизмом до сих пор паритета не признает. В таком случае нужно скорее размежеваться для проведения диалога и определить позиции. А прелестным завершающим аккордом этого конфессионального собеседования было выступление отца иподьякона.

 

– Что такое иподьякон?

 

– Ну что-то вроде заместителя дья­кона. Он был в дивной лазурной рясе, украшенной изумрудным крестом, грас­сировал, как кавалергард. Он вырвался прямо из партера на сцену и заявил сле­дующее: «Не может быть диалога с другими конфессиями! Истина всецело находится в православной церкви. Что касается евреев, то они действительно ждут Мессию, но их Мессия – Анти­христ. А наш христианский долг – дать им братолюбное назидание».

 

– Тезис о том, что протестантизм и иудаизм с их мессианскими тенденциями суть сатанистскис культы, характерен для всех ультрапра­вых или, как они се­бя называют, «анти-мондиалистских», «антиатлантистских» группировок в Рос­сии...

 

– Это факт. Но ведь это и домини­рующая тенденция в самом православии, и в ряде случаев происходит не смы­кание церкви с не­онацистскими эле­ментами, но подтя­гивание этих неона­цистских элементов к уже существую­щей церковной тен­денции.

 

– То есть ничего неожиданного в вы­ступлении митрополита Ленинградского и Ладожского с апологией «Протоколов сионских мудре­цов» ты не усматриваешь?

 

– Его позиция превосходно известна всей России. Отец Иоанн Смиренный обожает выступать в газете «День» с погромными статьями, а перед паствой – со столь же погромными проповедями. А вот присутствовавшие в зале наши единокровные евреи были озадачены. Это все милые, хорошие люди, которые хотят интернационализма в православ­ном его выражении. Они оптимисты, они думают, что Россию можно запро­сто вылечить. Сегодня они чувствуют себя крайне неудобно.

 

– У тебя сложилось впечатление, что процесс фашизации России необра­тим?

 

– Я не столь пессимистичен. Нынеш­няя Россия не готова к принятию ни на­цистской, ни неонацистской идеологии. Процесс распада зашел слишком дале­ко. И, кроме того, никому неохота воевать за идею и создавать утопии.

 

– Россия антиидеологична?

 

– Россия прагматична. Россия устала и замучена, ей не до утопий. Я не верю в победу подлинного нацизма в России в целом, но вполне допускаю зловещую возможность того, что в тех или иных регионах будут возникать мощные фашизоидные структуры.

 

– Между прочим, вот эту опасность растаскивания государства на регионы с различными режимами подчеркивают в последнее время и государственные – как левые, так и центристские – лидеры России. Значит, возможна ситуация возникновения внутри России замкнутых конгломератов при в общем-то не фа­шистском режиме государства?

 

– Или в регионах, или в иных струк­турах общества, которые могѵг фаши­зироваться изнутри. Скажем, армия. Или отдельно взятые ВВС. Или ИМЛИ (Институт мировой литературы). А что, вполне фашистская организация, за исключением, пожалуй, того сектора, где я читал свои лекции. Вообще, набирают силу фашистско-консервативные – бывшие коммунистические – структуры. Нацизм для них слишком экзотичен, но, несомненно, наци-обертоны могут усилиться. Но главная и наиболее вероятная опасность – в попытках восстановить империю. Это прямо приведет к хаосу и гражданской войне. Но опас­ность конкретно исходит от идеологов-мыслителей...

 

– Высоколобый нацизм? По моим наблюдениям он начинает обретать форму. Те, кто попроше, группируются вокруг газеты «День», поинтеллектуаль­нее – вокруг евразийского обозрения «Элементы». Но там все насквозь пропитано мистицизмом в самых диких его проявлениях...

 

– Мистицизм в России тотален. Как- то в среде ровесников и еще с юности приятелей обмолвился, что читаю лек­ции по истории еврейства и хасидизма. «Хасидизм... хасидизм… – говорит мой собеседник, – это те из вас, что кровь пьют, или другие?..» Кроме того, в Рос­сии общеизвестно, что существует и не­кий космический иудаизм, тайный космический заговор с целью погубления Вселенной. Мистицизмом проникнута вся Россия, но он был пущен в оборот советской властью. Мистицизм – это идейная составляющая советской вла­сти, но, конечно, не в такой экзальтиро­ванной форме, как сейчас.

 

– А приходилось ли тебе сталкивать­ся с иными фундаменталистскими тен­денциями?

 

– Ну, имеются исламские, в первую очередь арабские силы, которые напря­мую и откровенно финансируют русский антисемитизм. Несколько месяцев назад я дал интервью газете «Куранты», в котором заявил, что Россия становится колонией Ирака. Речь шла о деньгах Саддама Хуссейна, о деньгах ООП, брошенных на пропаганду и поддержку консервативных течений в России. И газета не решилась напечатать интервью. А когда один журналист поместил сообщение об арабском факторе в разжигании русского фашизма, журналиста вызвали к прокурору и пригрозили ис­ком за «разжигание гражданской нена­висти».

 

– А каковы настроения среди науч­ной интеллигенции, в первую очередь гуманитарной?

 

– Распад. Вот, скажем, ИМЛИ, цита­дель гуманитариев, откуда последова­тельно выживают всех евреев, каких можно выжить. А с Израилем пытают­ся флиртовать, организовывают в ин­ституте еврейскую конференцию. А во­обще-то это центр фашизирующейся гу­манитарной интеллигенции. Пример: заведующий отделом рукописей госбиблиотеки имени бывшего Ленина Дерягин – ставленник ГБ, и все об этом прекрасно знают. Его не сдвинуть (и никаких хасидских бумаг он не отдаст, будьте уверены). Так вот, моя приятельница Вера Проскурина в ИМЛИ занимается Гершензоном. При этом, находясь в гоголевской группе, имея рекомендации самого Палиевского (не самого большого друга иудеев), обратилась в отдел рукописей. И товарищ Дерягин порекомендовал ей «заниматься Гоголем, потому что Гершензона все равно не дадим. И вообще-то имеется всего два письма Гершензона Гоголю…»

 

– ?! 

 

– Да, вот такие гоголеведы.

 

(К сведению читателей: Н. В. Гоголь умер в 1852 году, a Гершензон родился в 1869-м... – Ред.)

 

– А каково настроение еврейских гуманитариев?

 

– Общество весьма пестрое. Я встре­чался с людьми, настроенными произраильски, но есть и антисионисты. Много иудео-христиан. Меня довольно часто спрашивали об отношении к вышеупомянутому Меню. Не желая пинать че­ловека, погибшего столь мученической смертью, я все же позволил себе оце­нить его деятельность с эстетической точки зрения и не очень скрывал, что считаю его писания чудовищной графо­манией, какой-то помесью журнала «За­душевное слово» с пасхальным прило­жением к «Ниве». Этакий научпоп для бедных. Да ведь и публика такова.

 

– А не является ли у русских интеллигентов еврейского происхождения об­ращение к православию проявлением некой культурной ностальгии?

 

– Вот-вот. Именно культурная но­стальгия. Не paз и не два на сионист­ских тусовках подходили люди и гово­рили, что, мол, хотели бы уехать в Израиль, но воспитывались на русской культуре, что, вероятно, противопоказано потенциальным израильтянам. Это меня забавляло, поскольку эту русскую культуру я знаю несколко лучше, чем они. Тем не менее считаю себя израильским гражданином и патриотом. Люди, «воспитанные на Пушкине», но при этом не знающие его, считают почему-то, что Пушкин таит в себе некое религиозное единение с Россией. А я вот не моту понять, по какой причине исследователю русской культуры должно ботаниче­ски солидаризироваться с Россией? Это все равно, как если бы специалист по индейцам щеголял бы дома в орлиных перьях, размахивая томагавком. А ведь такие, с томагавками или рушниками в крестик, приехали в Израиль и ведут себя здесь с истинно христианским смирением, поскольку никоим образом не отказываются от благ, даруемых Сохнутом и другими, не шибко христианcкими учреждениями. К тому же они начисто лишены такого страшного греха, как гордыня, поскольку чураются мученичества даже в таком скромном его проявлении, как отказ от льгот… И почему-то всюду записываются еврея­ми, а не православными. И конечно, я тысячу раз предпочитаю чисто русского православного человека, приехавшего в Израиль по тем или иным, а чаше всего по нормальным семейным обстоятель­ствам, не скрывающего своей конфессиональной принадлежности, любому имперскому выкресту. Почему бы им не возвернуться назад, где их с нетерпени­ем поджидает единоверец – митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, об­личающий жидовскую нечисть?

 

---