Михаил Генделев

РУССКОЯЗЫЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА ИЗРАИЛЯ

(Конспективная запись лекции, прочитанной 12 апреля 1991 г.

на заседании Иерусалимского литературного клуба)

Дамы и господа! Моя лекция посвящена культурному феномену – русскоязычной литературе Израиля.

Любое мало-мальски серьезное пособие по изучению литературы Израиля сообщает нам о громадном, может быть, даже решающем влиянии, оказанном на литературу нашего государства Великой Русской Литературой. Имена таких израильских классиков, как Хаим-Нахман Бялик, Шауль Черниховский, Леа Гольдберг, Авраам Шлёнский и десятков других писателей – связаны с Россией. «...Факт, что важнейшие этапы моей личной жизни совпали с важнейшими этапами в развитии всего человечества, истории России и мира, которые определили нашу судьбу, наши мысли и нашу поэзию» – эти строки Шлёнского можно назвать сводной биографией целого поколения литераторов молодого государства. Достаточно вспомнить, что антология русской поэзии от Пушкина до Ходасевича (в переводах Шлёнского и Гольдберг) входила в «Библиотечку бойца» Хаганы. Это было обязательное чтение для нескольких поколений израильтян, строивших новую страну.

Первая волна еврейских поселенцев в Палестине почти вся говорила по-русски. Таким образом, ценности русской культуры легли в основание достаточно юной традиции израильской литературы и культуры. Установка на примат языка иврит в жизни государства и общества повлекла за собой создание собственных, свободных от русской традиции, стилистических направлений, литературных школ и т.д. Но по-русски писали, читали и говорили в Израиле. Здесь провел последние годы жизни поэт Довид Кнут, работал литератор и публицист Ю. Марголин. И все же рус­ская литература, написанная собственно в Израиле, не внесла заметного вклада (сравнимого со вкладом классического русского наследия) в куль­туру страны.

Далее докладчик отметил, что формообразующее влияние русской литературы сошло на нет к началу 60 х годов. Он упомянул о появлении течения «кнааним», о школах, подверженных влиянию англо-американских традиций, об особенностях сегодняшней израильской поэзии и прозы.

Конечно, Израиль продолжал следить за новинками официальной советской литературы, причем несколько завышенная репутация выездных Евтушенко или Окуджавы принималась на веру. Такова была ситу­ация на тот момент, когда на берег Земли Обетованной выкатилась третья волна репатриантов из Советского Союза. Однако большинство лите­раторов, оставивших СССР в 70-х годах, предпочли не репатриацию, а эмиграцию. По многим причинам, но, как мне кажется, в основном но причине самоидентификации в качестве писателей русских или «российских». Большинство из них осело в Европе и США, продолжая ра­ботать в русской литературе, продолжая писать о России, для России и по-русски. Они смотрелись в Россию, как в зеркало, и видели там свое, только подцензурное, отражение. Недаром многие из них в период перестройки вернулись к советскому читателю.

Но как бы то ни было, значительное число литераторов выбрало Израиль местом своей жизни и творчества, и вскоре они образовали тот не­бывалый в истории феномен, который называется русскоязычной литературой Израиля.

Данная постановка вопроса, при недостаточно внимательном подходе, может служить поводом для разных спекуляций. Раз написано по-русски, значит – русская литература и никаких словесных игр. Но приведем несколько примеров. Нигерийская литература. Пишется по-английски, но ни один человек не назовет ее английской, ибо она необычайно «нигерийна» по содержанию, по видению мира, и развивается по другим законам. По­добная ситуация, в обратном варианте, знакома и еврейской культуре. Великий поэт и философ Иегуда Галеви написал часть своих работ на арабском, живя в мусульманской Испании. Это – общепризнанный еврейский поэт. Или Шолом-Алейхем, живший в России, писавший на идиш – никогда и никем не причисляемый к российской литературе...

Итак, каковы же особенности русскоязычной литературы Израиля сегодня и чем она отличается от литературы русского рассеяния? В отличие от русской эмиграции, находящейся в изгнании, или, как того хо­тела Гиппиус, – в послании, мы – на родине, и это наше главное отличие. Наша литература создается, не ориентируясь на русские реалии, на русского читателя, а, наоборот, на русскоязычного израильтянина, живущего в реалиях другой культуры. Мы описываем израильскую дей­ствительность, исходя из нашего уже израильского или еврейского опыта, пользуясь языком, которым лучше (в силу обстоятельств) владеем, зная, что нас читают. За время существования Израиля в стране вышло более 4 тысяч русских книг, издается 3 толстых журнала и около 15 тонких периодических изданий, издаются литературные альманахи разных направлений. За минувшие двадцать лет в страну приехало 150 литераторов, а за последний год – еще минимум столько же людей, считающих себя профессиональными литераторами. То есть литературная жизнь русского Израиля кипит и становится все интересней для изучения. Что же, на мой взгляд, происходит в этой литературе сегодня?

При столкновении с новой реальностью меняются семантика и сюжетика а произведений, и это пожалуй, общее для всех групп израильских русских писателей. Появились небывалые в русской литературе темы: еврейско-арабские отношения, конфликт с диаспорой, религиозная тема­тика, появляется новый герой – израильтянин, новый ландшафт, фауна, флора, описания носят не туристско-экзотическую окраску, а характер личного переживания и сопричастности происходящему. Оказывает свое влияние и современная израильская литература, лишенная столь свой­ственного русской литературе пафоса. Кроме таких общих черт этой литературы, есть частные особенности писательских групп, поколений и т.д. Есть в Израиле писатели, воспринимающие страну, как место эмиграции, причисляющие себя к русской литературе. К сожалению, такие писатели, зачастую очень талантливые, часто покидали и покидают Израиль. Например, уехавший из Израиля Юрий Милославский, осознав такое свое состояние, превратил его в сюжет. Но многие писатели уходят от этих представлений, соприкасаясь с реальной израильской жизнью и культурой. Повернулись лицом к Израилю Александр Верник и Михаил Федотов, большое число молодых поэтов. Вторая группа писателей оста­ется, но существу, «советской», продолжая традиции соцреалистической литературы, или, в лучшем случае, традиции дореволюционной еврей­ской прозы. Слово «социалистический» они с готовностью меняют на любое другое, чаще всего декларируя этакий сион-реализм. Их стараниями создана русская секция при Союзе Израильских писателей, необычайно похожая на подобные структуры в СССР. Это популярная, но не очень привлекательная группа авторов и нам, наверно, не стоит жалеть об отъезде Эфраима Севелы или Григория Свирского, однако и среди таких пи­сателей встречаются одаренные литераторы, как например Юлия Шмуклер, больше, к сожалению, не живущая в Израиле.

Третья, самая интересная нам, группа – писатели израильские, по крайней мере – декларативно. Позиция этой группы в общих чертах та­кова: израильская реальность требует новых средств выражения, эстетических моделей, не существовавших ранее в русской литературе.

Примером подобной литературы являются роман Эли Люксембурга «Десятый голод», тивериадские поэмы Анри Волохонского, новеллы Светланы Шенбрунн. Новая ориентация особенно заметна в поэзии, и в таких «странных» жанрах, как эссеистика или литературная критика, в творчестве Майи Каганской, в литературоведческих работах Михаила Вайскопфа. Таким образом, я считаю, что русскоязычная литература, осознающая себя как израильская, обладающая весомым корпусом текстов, имеющая своих исследователей, может в самом скором времени занять важное и подобающее ей место в израильское культуре, на что и должны быть направлены наши с вами усилия. Спасибо за внимание.