О литературе

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПАСЬЯНС РУССКОГО ИЗРАИЛЯ

 

 

                      «Пасьянс – это такая настольная игра, где туз –
                      это туз, а не чин, бьющий по щекам шестерку.

                      В пасьянсе не бывает козырей, редкий пасьянс
                      сходится».

 

«Всеобщая история бесчестия»,
сэр Милфред Джонс.


 

1

 

В Израиле не менее полутораста литераторов, с той или иной степенью профессионализма пишущих по-русски, и с той или иной убедительностью – определяющих себя как писателей. Заведена секция русскоязычных писателей при федерации писателей Израиля, которая секция, таким образом, опровергает (с моей точки зрения, несколько огульно) графоманский и подтверждает официальный писательский статус бывших россиян. Как бы там ни было – пишут по-русски на Земле Обетованной. Написали. Издали. Продали – что, худо-бедно свидетельствует о том, что труды наши прочтены. Зачем и для кого написаны эти книги? Какая действительность брезжит за кириллицей текстов? Что это за нерусская литература на русском языке? Литература беспрецедентная (как, впрочем, и сам Израиль). Что такое русскоязычная литература Израиля? Существует ли она?

Отнюдь не академический интерес движет мною, ибо вопросы не отвлеченны, и за терминологией определений стоят серьезные, а нередко и трагические реалии писательских судеб.

 

2

 

Современная русская литература может быть представлена двумя моделями: литература подцензурная (А. Битов и В. Кочетов при таком раскладе одинаково представительны), и литература вольная, которая, в свою очередь, явлена Самиздатом, Тамиздатом (В. Ерофеев и опять-таки А. Битов) и собственно эмигрантской литературой, т.е. литературой, созданной в эмиграции (Солженицын, Лимонов и т.д.).

Русская литература творится русскими (независимо от нац. принадлежности) писателями для русского (независимо от нац. принадлежности) читателя и Россия – ее содержание. Эта литература ориентирована на российскую реальность, питаема расейской ментальностью и она – производное русской культуры. Эмиграция смотрится в Россию, как в зеркало. И диалог России и эмиграции, хоть он и прерывист, хоть и бессвязен порой, хоть он есть и монолог иногда – но диалог сей насущен, по крайней мере – для писателей русской диаспоры. Вырваться из кругов российских – означает вырваться из сферы русской культуры, и – таковые попытки имелись, да и не могли не совершаться по очевидности физического старения эмиграции, морального обветшания ее идеалов, потери читательской аудитории и т.д. Но – эскапизм, побег из русской литературы удался лишь В. Набокову, и только за счет его волевой культурной переориентации, перекодировки его творчества на общеевропейскую культурную и бытовую атрибутику – и побег этот стал возможен исключительно по смене языка творчества.

Романтическая самохарактеристика: «Мы не в изгнании – мы в послании» – полностью отражает мировосприятие писателей русской диаспоры. «Мы не в изгнании – мы наоборот» – хотелось бы, но только хотелось бы, определить нашу позицию, русскоязычных литераторов-израильтян.

 

3

 

Современная литература Нигерии англоязычна по форме – но глубоко нигерийна по содержанию. Не только язык – показатель обособленности литератур. Вдали своих лингвистических прародин жируют англоязычные, испаноязычные, франкоязычные литературы. И страна проживания не определяет писательского подданства – Ф. Кафка и Г. Мейринк – пражане, но уж никак не чешские немецкоязычные беллетристы. И национальность служителя муз не существенна: Семен Ботвинник вполне бездарный русский поэт.

Для того, чтобы идентифицировать писателя (и стоящую за писателем литературу) следует, по моему разумению, исходить из: во-первых – культурной ориентации авторов (Кафка и Мейринк – писатели австрийские), ибо литература – производное культуры. Во-вторых – из тем и содержания его творчества, т.е. предмета описания и писательской позиции авторов. Третий критерий – ориентация на читателя – потенциальных потребителей литературы.

Русскоязычная литература Израиля – литература не русская не потому (или – не только потому), что авторы ее – евреи и израильтяне, но потому что:

 

– она описывает израильскую действительность (или исходит из израильской реальности);

–  рассчитана первоочередно на израильского читателя (русскочитающего, а, в призрачной перспективе, и ивритоязычного);

– ориентирована – не только и не исключительно – на русскую культуру, не единственно на российскую ментальность и опирается не только на российский опыт.

 

Все вышеперечисленное дает основание предположить, что русскоязычная литература Израиля  н е  с у щ е с т в у е т. Зато в Израиле существуют русскоязычные писатели, что само по себе означает, что русскоязычная Литература Израиля  с у щ е с т в о в а т ь  м о ж е т.

 

4

 

Если писатели еще как-то способны существовать без литературы, то литература без писателей немыслима.

Четыре масти, четыре психологических, социальных и эстетических модели поведения демонстрируются писателями репатриантами из СССР – а поведение писателя это, конечно, его творчество. Не мной растасована эта колода, и бессмысленны шулерские трюки в пасьянсе. (Пасьянс игра азартная, хоть и не коммерческая). Масти:

Трефы (или крести). Писатели русские. Это писатели-эмигранты, писатели, чья тема и реальность – Россия, чье восприятие Израиля отражается в искусстве как восприятие эмигранта. Для такого писателя Израиль – страна изгнания. Сами они, с пафосом или без оного, декларируют свою принадлежность к великой русской литературе, еврейство свое числят по разряду интимностей; в пароксизмах склонны выкрещиваться, а если таковое все же имеет место, то обращаются к верованиям неконфессиональным (в идеале – хлыстовству). В творчестве своем тяготеют к натурализму. Русская эмиграция их любит, правда, с оттенком брезгливости. Часто меняют масть, как правило, они бывшие бубны (см. ниже), реже бывшие черви (см. еще ниже). Иногда неординарно одарены (Ю. Милославский), а иногда ординарно. Бывают человеколюбивы (Л. Консон) и симпатичны (В. Тарасов). Часто выпадают из колоды, отъезжая на родину – в эмиграцию (З. Зиник). Трефы немногочисленны и бедны. Ностальгируют. Некоторые ушли в бубны (А. Верник).

Черви. Литераторы еврейские. Это советские еврейские писатели, живущие в нашей стране. Сразу оговорюсь, «советскими»  я их определил не по их политическим, но по их эстетическим привязанностям, т.к. их эстетическая установка соц. реализм (в нашем случае – сион-реализм). Как правило, они пылкие сионисты, их литературная кошерность не знает предела, они возлюблены читательской (вскормленной на Светлове и Эренбурге) массой и широко представлены в ССП (Союз Сионистских Писателей) земли Обетованной, что делает честь их стадному инстинкту, но иногда они объединяются, чтобы вкусить от плоти своих лидеров (наблюдалось последовательное съедение всех председателей ССП). Покидают Израиль редко. Нельзя не пожалеть об отъезде очень способной писательницы Ю. Шмуклер, но горевать ли нам о Свирском и Севеле? Уезжают черви, Израиль, как правило, возненавидев. Случается, что медленно переползают в бубны (Я. Цигельман, Г. Люксембург), но редко, так как им и так хорошо (Д. Маркиш, Ф. Розинер, Л. Владимирова, Б. Камянов и И. Мерас).

Бубны. Писатели израильские. По крайней мере – декларативно. Концепция этой, условно говоря, группы: израильская реальность требует выработки специфических художественных форм выражения не существовавших доныне в сфере русской литературы – т.е. у бубен – ориентация формалистская. Литераторы эти пытаются выстроить небывалую, не существовавшую эстетическую данность, изыскивая новые формы, темы и сюжеты или переориентируя стойкие формы с поправкой на израильскую явь. Попытки эти сплошь и рядом проваливаются, но – роман Эли Люксембурга удался; тивериадские поэмы А. Волохонского – блистательны. Иерусалим не только обозначение географического места исполнения эссе М. Каганской, или критических и литературоведческих работ М. Вайскопфа и З. Бар-Селлы – это и специфический ракурс при рассмотрении проблемы.

В произведениях бубен при всем разнобое стилей, политических взглядов и эстетических привязанностей – просматривается нечто общее – установка на описание Израиля изнутри, ощущение Израиля, как своей станции писательского назначения, отказ от системы миросозерцания, где Россия и русская культура – ось вращения вселенной. Писательская масть бубен: очень неустойчива и качественно и количественно, но зато – динамична, и если что-то обещает не похериться со временем из написанного по-русски в Израиле, так это черновики бубен. К сожалению, бубны зачастую социально неустроены, а присущая им динамичность выбрасывает их из колоды – они уезжают из Израиля (и может статься – и из нашей литературы). Как ощутим отъезд Анри Волохонского, отсутствие Л. Гиршовича, писателя многообещающего, или отъезд К. Тынтарева, молодого прозаика «колониального стиля», замечательного, в основном, самим фактом существования русскоязычного писателя второго поколения.

Пороки бубнов: антисоциальность, эклектизм, и стилевая распущенность. Их политические взгляды зачастую вздорны и, безответственны, а иногда и чудовищны (И. Шамир, Э. Люксембург, Л. Меламид). Ужасны бубны-ренегаты, особенно когда они – трефы. Некоторые бубны – бывшие пики.

Пики. Литераторы неземные. Их мало, их «может быть трое». Лучший пример – И. Бокштейн. Это литераторы, для которых отсутствует какая бы то ни была реальность, кроме литературной. Они не русские, не еврейские и не израильские писатели. Вообще, они чаще всего не писатели, а наоборот – поэты. Пики абсолютно некоммуникабельны, но очень артистичны. Таланты пиков – безграничны. Как правило, для пиков проходит незамеченным не только то обстоятельство, что они – евреи, но и то, что они – люди.

 

5

 

Пасьянс не сошелся. Неприкаянный джокер улыбается из Мюнхена. Многих карт не хватает, других избыток. Раздражает обилие червей – особенно дам и брадатых валетов в камилавках. Две трефовые шестерки. Дупель пусто-пусто не из той настольной игры.

Мне не нравится эта нерусская израильская литература. И на нерусском языке она мне тоже не нравится – современная израильская литература. Но как легендарно заметил тов. Сталин, когда некто надзирающий пожаловался ему на склочность, подлость и бездарность советских писателей, сохранившихся неубиенными после окончательного решения писательского вопроса в СССР: «Пользуйтесь этими писателями. Других писателей у меня cейчас для вас нэт» .

 

6

 

Полтораста литераторов пишут в Израиле на русском языке... Пишут – значит читать умеют, посему проблема читателя – решена... Что будет с нами через десять лет? А через двадцать? Моя колода не годится для гадания. Из России (и русской литературы) мы благополучно выбыли. За ненадобностью. В Израиль (и в израильскую литературу) – не прибыли. За ненадобностью.

Масть червей, особенно дамы – устраиваются. Переложив себя на иврит, израильскую словесность обогатили Фома Баух и Рина Левинзон, перешел на иврит Воловик. Наши счастливые дети будут читать на иврите Воловика. У писателей почему-то все время отключают телефоны и описывают мебель. Малер, поэт и книгопродавец, на вес торгует книгами о вкусной и здоровой пище духовной.

Но – полтораста писателей пишут в Израиле по-русски!

Но написано несколько отличных книг!

Но – выпустил книгу Илья Бокштейн!

 

7

 

Однажды, в поэме «Биллиард в Яффо», я живо писал бурю:

 

«... смерч драл
накрутивши на пальцы пальмы
с них осыпались
нетопыри...»

 

Любой, даже русскоговорящий, израильтянин (особенно отслуживший в армии и настоявшийся в ночных караулах) знает, что в кронах пальм обитают летучие мыши, срывающиеся при резких порывах ветра. Но по прочтении этих стихов моими петербургскими почитателями (которые если и видали пальмы, то в кадках, а летучих мышей – в белой горячке) я буду аттестован по категории «пик». Что – заблуждение.

 

Яффо. Октябрь 86

 

 


22 (Тель-Авив). 1986. Октябрь. 

 

Также по теме:

 

Система Orphus