Михаил Генделев

...ОТ ИНГИ ЗАЙОНЦ

Несчастной любви не бывает. Не уве­ряйте меня, не подсо­вывайте классику к переводах Райт-Ковалевой. Мой страшный человеческий опыт пеплом стучит в мое сердце. Не бывает несчастливой любви к женщине, Родине и литера­туре! То, что вы, люди, называете несчастной, без взаимности любо­вью, – иная, совсем другая идеали­стическая субстанция – несчастье. Материалистически вполне описыва­емая как мука той или иной степени сладостности, другими словами – мазохизм. Потому что объектив­ность требует привлечения мнения противоположной стороны на пред­мет объективного арбитража. Объ­екта приложения, так сказать, этой самой «любви».

Меня, к слову сказать, нельзя любить без взаимности – я этого терпеть не могу. Это раздражает, создает буквально на пустом месте завалы всяческих неудобств, сковы­вает и – вообще. А противополож­ная. т. н. «любящая сторона» опу­скается до рыков ревности тигриной, слезлива, монотонна, глупеет на гла­зах и плохо, как правило, выглядит в беспощадном свете бессонного утра. Нет! Любовь бывает только взаимной, только счастливой.

Некий молодой человек влюбил­ся. Ясное дело, в гений чистой кра­соты. Гений чистой красоты был рослой розовой девахой, волнитель­ной до чрезвычайности и откровен­ной – до некоторой избыточности. Одеваться предпочитала в голубое и зеленое, спала на левом боку, лю­била кильку с постным маслом и музыку Таривердиева. Евтушенко и Н. Матвеева – без словаря. Идеал – одним словом. Психея. Молодой че­ловек обладал незаурядной настырностью и волевыми качествами бульдозера. Комплексы (к тому вре­мени) Зигмунд Фрейд еще не успел привить антоновскому, без единой червоточины здоровому обществу с сердцевиной инженерно-технических работников в цвету. Стальной был молодой человек, ясноглазый, дар­винист и Стругацких шпарил постра­нично.

И вот без никакой взаимности. И кинувшись на редуты, и отбро­шенный веерным огнем митральез, и смертельно раненный свинцом, изъ­язвившим его организм насквозь меж эпигастриумом, где жизненно важные амбиции, как известно, ло­кализуются, и поджелудочной же­лезой, где душа обитается, – при­полз он под крепостную стену и спокойно взмолился: ну чем я не при­шелся тебе, о!?

И ответствовала ему любитель­ница килек, вполне гуманно и впол­не человеческим, чего от нее не ожидалось, – ровным голосом начи­нающейся тетки. Знаешь, Миша, сказала она, ты смуглый какой-то. И не мозолистый. И слуха у тебя музыкального нет. И кильку не имеешь… И одеваешься в желтое и багровое. И пахнет от тебя лаван­дой, а не чебрецом, как я люблю.

Будет сделано, сказал воздыха­тель, я буду пахнуть килькой и петь чебрецом. «Не надо, – выговорила девушка-бастион и кокетливо запра­вила бретельки фашин над амбразу­рой в солнечном пуху. – Не надо. Тошный ты какой-то».

И вышла за дверь, с последую­щим вылетом замуж и инструкто­ра ГО сроком на два года и всю жизнь. Видел я ее проездом. Ябло­ня в цвету. Но ведь это уже не имеет никакого значения.

Помните, чего хотел К. Остен-Бакен от польской красавицы И. Зайонц?

В черемушкинском нарсуде слу­шается «дело о Взаимности». По­скольку столкнувшимися сторонами оказывается «Память» им. Василье­ва и «Еврейская газета» или Голенпольская Танкреда, то обязательно следует выяснить, является ли движение «Память» антисемитским. Юстиция, наука точная, обратилась к точной науке этнологии и антропологии за справкой ученого соседа. По академии наук, настоящих российских наук, которые есть объективность в послед­ней инстанции. Справка (без печати действительна).

Из справки следуют несколько извлечений общего характера: анти­семитизм – это не антииудаизм (Ср. «кильку не любишь»).

Антисемитизм – это не антисио­низм (Ср. «и не мозолистый какой-то»).

В царской России не было официального антисемитизма. (Подумаешь – черта оседлости! Ср. «слу­ха у тебя музыкального нет»).

«Еврейские погромы осуществля­лись именно против евреев-иудаистов». (Например, Богданом Хмельницким. Ср. «смуглый какой-то»).

Антниудаизм и антисионизм не должны квалифицироваться как разновидность расизма. (Ни за что! потому что пахнет не чебре­цом!)

Следует из академической этой справки и еще пара-другая выводов. Только подпись какая-то неразбор­чивая: Тишков. Может, это псевдоним Эйхмана, Арафата или о Ио­анна, митрополита санкт-петербург­ского и ладожского. А то «Тишков», директор этнологии России им. Миклухо-Маклая.