Михаил Генделев

КРОВ И ПОЧВА, ИЛИ
НОВАЯ РОССИЯ И РУССКИЙ ФАШИЗМ

 

 

В разговорчиках, беседах и интервью, что мне сервировала российская моя жизнь и деятельность в поездках последних лет, нет-нет и заходила речь, и даже почти всегда заходила речь об угрозе нацизма в России. О фашизации страны, о реванше красно-коричневых и тому подобных страстях – как это поэлегантнее – мордастях.

Я выслушивал правых и неправых, правых и левых, специалистов-политологов и выдающих себя за таковых. Я задавал вопросы, – как правило, простые, если не простодушные, – аж самому Владимиру Вольфовичу Жириновскому, политику во всех отношениях решительному, и непростые – Сергею Кургиняну, человеку во всех отношениях компетентному.

Я говорил с министрами и журналистами, политиками и политиканами, буржуями и люмпенами.

Я прочитал, а не перелистал, – вздрагивая от узнавания своего фамильного «шнобеля» на смешных антисемитских карикатурах, – центнеры нео-, прото- и просто нацистских изданий. Чтобы попробовать – с отчетливостью и не плавая в терминологии – разобраться и определить, пригодна ли Россия для фашизма (или нацизма), и если да, то какую форму чумы следует ожидать и как пойдет эпидемия.

Интерес мой к этой проблеме имел вполне утилитарный характер.

Россия для меня – место непустое. Там живут моя мама, и моя дочь, и еще пара-другая миллионов евреев, для которых нацизм известно чем кончается.

Кроме того, развал империи и возможная катастрофа такой геополитической общности, как Россия, не есть полезно нашему Земному шару, данному нам Господом Богом в ощущениях.

Полезна не есть перспектива появления сотен миллионов, одухотворенных наци-идеей, на одной шестой части. Увольте!

...«День», «Савраска» («Советская Россия»), «Молодая гвардия», всякие «Русское дело», «РОД», «Патриот», «Истоки» и не всякие «Элементы. Евразийское обозрение» – со стола моего не оползали И твердой рукой научился я писать слова на птичьем языке: «мондиализм», «атлантизм», «некоренное население», «Аненэрбе», «нордический тип», «восточно-балтийский тип», «континентализм».

Докатился я до того, что пофамильно и наизусть заучил состав редколлегии «Дня» и «Элементов». На всякий случай.

И теперь, опуская некоторые громоздкие рассуждения и буквалистские доказательства, хочу поделиться своими отдельными наблюдениями и выводами.

Начну с главного. Ни русского нацизма, ни русского фашизма – как массового явления, оформленного идеологической доктриной, – в России сегодня нет.

Но не исключено, что будет.

При определенном повороте событий и при некоторой целеустремленности пожелавших того.

Я хотел бы нескромно напомнить читателю, что с пару лет назад позволил себе несколько спекулятивное суждение, которое, будучи принятым к обсуждению, потребовало бы тогда солидных доказательств. Суждение было таково: не случись Октябрьской революции, Россия, а не Италия, была бы первой страной, где восторжествовала бы фашизоидная идеология. Это суждение возникло по рассмотрении рынка идей, имевших хождение накануне первой мировой войны. Однако, как мы знаем, фашизм остался западным политическим феноменом, а – свято место пусто не бывает – вместо фашистов в России случились большевики.

Понятно, неблагодарное дело задним числом расписывать не поставленные исторические сценарии, да еще будучи не профессиональным историком, а наоборот – профессиональным сочинителем. Неблагодарное это дело, но интересное.

К тому же, если мы поднимем литературу – вот она лежит! – по истории фашизма и нацизма (я не смешиваю эти понятия), то в обширной этой литературе мы найдем, скорее, подтверждение факту участия русских и россиян в наци-движениях, нежели наличия особого феномена «русского фашизма». Скажем даже так: существенной роли в окончательном формировании и оформлении реального европейского фашизма русский фашизм не сыграл. Хотя бы потому, что победивший гитлеризм с его фундаментальным догматом расовой борьбы не позволил бы (и не позволил!) завести отдельный вольерчик для государственно-неоформленных идеологий, адресованных генерации славянских унтерменшей.

Русский ультранационализм или, если угодно, шовинизм, русский антисемитизм – пожалуйста! А особого русского нацизма нет. История его и в прихожую не впустила.

Проведение же параллелей между идеологиями Красного Интернационала (коммунизм, российский большевизм) и Коричневого – дело занятное, увлекательное и азартное. Как, скажем, увлекся этим Василий Гроссман в романе «Жизнь и судьба». Азартное занятие, но, с точки зрения исторической феноменологии, неплодотворное, ибо тождество нацизма и сталинизма представляется весьма спорным даже при некотором сходстве результатов. Слишком разнятся принципы, примат расовой борьбы отличается от примата классовой. Слишком разнятся социальные мифы и адреса их приложений. А сходная тоталитарная практика и похожесть ритуалов все же не доказывают сходной сущности, как то, что человек смертен, не является признаком пола.

Фашистские и нацистские идеи плавали в маргинальных группах России после второй мировой войны и всплыли в период перестройки и после нее. До перестройки они в конкурентную борьбу с гегемонией и идеологией коммунизма не вступали (в отличие от эмиграции, где идея фашизма вполне серьезно участвовала в забеге антикоммунистических доктрин).

Поэтому я поведу речь, скорее, об иммиграции коричневых идеологий и их абсорбции практикой современной политической жизни России. И о практической перспективе этого внедрения.

Если не ошибаюсь, термин «красно-коричневые» был введен Александром Яковлевым и выведен им под локотки на какой-то форум или съезд где-то около трех лет назад.

Этот термин, сконструированный с использованием традиционного цветового кода, должен был послужить определению и выявлению некого нового массового явления, новой общности.

Что до «красных», то тут – в диапазоне от Сажи Умалатовой до Нины Андреевой и от Зюганова до Лукьянова – казалось бы, все ясно. Это наследники предыдущей идеологической базы существования Империи СССР, коммунистические политики той или иной степени твердолобости или, напротив, воспаленного ревизионизма.

Сложнее с «коричневыми». Всякий, назвавшийся нацистом, безусловно, нацист и антропофаг. Но участие людоеда в вегетарианской трапезе еще не делает застолье людоедским.

Да и подлинные ли они нацисты – русские фашисты? Да и есть ли они в России?

Есть.

В России есть политические и общественные деятели, которых называют «коричневыми», в России наличествуют общественные и политические деятели, которые называют себя нацистами.

И часто это не одни и те же люди.

Следует признать, что тезис о невозможности прививки идей нацизма или фашизма в России как идей антирусских, идей, чуждых культуре России (поскольку они – порождение Запада), – этот тезис опровергается с полпинка: даже если И. Христос – сирота казанская, то марксизм все же родом не с Тамбовщины!

А ведь этот тезис – чуть ли не самый мощный аргумент всех сторон в их атаках на красно-коричневых. И, в первую очередь, со стороны консерваторов-прагматиков (см. «Наш современник», № 2, 1991): не российское, мол, это дело – фашизм.

Аналогичная критика наци доносится и со стороны апологетов «русской идеи» и «особого русского пути» – русских националистов, предполагающих возможность генерирования собственной политической философии без душка привозных (западных, в первую очередь германских) идей.

Неокоммунисты, исходя из осмысления недавнего российского опыта (Великая Отечественная война, разгром фашизма, антифашистская политическая пропаганда), категорически отвергают фашистскую модель для России как противоречащую ее политической истории.

С другой стороны, политики демократического толка, объявляя фашизм и опасность фашизации страны внутренним стратегическим «врагом номер один», актуализируют присутствие фашизма на политической арене. (Это положение требует отдельной детализация, так как предполагает сознательное участие «Дем. России» в разыгрывании фашистского козыря путем нагнетания его опасности. Не исключаю, что подобный сценарий «демороссами» просчитывался).

Оспорив тезис о русском историко-культурном иммунитете к фашизму, я вынужден оспорить и второй по важности тезис – об иммунитете политического, или, точнее, геополитического характера. И опять же – аргументация от противного.

Сторонники этого тезиса утверждают, что неофашизм – в лице евразийства териаровской формации¹ – призывает, в сущности, к отказу от государственной целостности современной российской державы и переподчинению ее интересов новому централизованному целому – пресловутой Евразии; об этом писал Кургинян в статье «Капкан для России, или игра в две руки», опубликованной в журнале «Наш современник», № 2, 1993. Такое «евразийское целое» интегрировало бы в себе бывшую Россию, сводя ее на новые уровни подчинения, что – по государственнику и неокоммунисту Кургиняну – неприемлемо для российского политического и государственного сознания. Это, полагает Кургинян, означало бы возникновение новой интернационалистской общности, противоречащей «интересам России».

Но, находясь вне схватки и ни в коем случае не являясь российским патриотом, я полагаю критику Кургиняна по отношению к евразийцам излишне субъективистской. Ибо все это имеет смысл только в том случае, если государственная целостность России и впредь останется незыблемой, если Россия сохранится как великая держава. А это, – учитывая нарастание сепаратизма и регионализма в стране и присутствие могучего дезинтегрирующего мусульманского фактора (Татарстан, Башкортостан, Северный Кавказ, «Оренбургский коридор» и т.п.), – весьма проблематично. К тому же, в териаровской модели роль главного фактора, долженствующего формировать новую евразийскую геополитическую общность, отводится не России, а Германии. Впрочем, спросить мнение самой Германии по этому поводу как-то забыли...

Но даже если все обойдется для России благополучно и ее не разорвут центробежные сепаратистские тенденции, конкурентоспособность идеологически ничем не объединенной империи на торжище идеологий… – темна вода во облацех. Соблазнится ли такая империя евразийской идеей – темно не менее. Сакральные бездны евразийской идеологии с ее антихристианской (то есть антиправославной, по сути) направленностью, требуют особого обсуждения. Но в любом случае, никакие геополитические аспекты – ни при сохранении, ни при отмене имперского статуса России – ее фашизации, по всей видимости, не препятствуют.

Не вдаваясь в подробности, перечислю прочие аргументы тех россиян, которые отрицают возможность внедрения нацизма в России.

Аргумент экономический: пресловутая нерентабельность госсоциалистической, а, следовательно, любой (в том числе, нацистской) централизованной экономики. А вот мне лично представляется и у меня есть тому объективные доказательства, что экономический кризис в России способна обуздать только госсоциалистическая модель. Ведь при такой численности непроизводительного населения страны, слабости социальной защиты и чрезвычайно низкой производительности труда никакие капиталистические реформы не могут решить проблем перераспределения национального продукта и обеспечения граждан. А как называть эту модель: государственным социализмом или государственным централизмом – не принципиально. И коротенькая добавка «национал-» к названию «госсоциалистическая» ничего не изменит.

Аргумент социальный: в России-де возникла теперь новая генерация людей с новыми психосоциальными характеристиками, объявились и сформировались новые социальные группы, которые-де не смирятся с нацистским режимом и фашистской иерархической разверсткой общества. Пусть так, но социальная база фашизации в России все же есть. За счет люмпенизации огромной части населения происходит криминализация социальных институтов, складывается и процветает мафия – короче, условия в России вполне достигли соответствующего градуса социального недовольства, чему свидетельство – явная тоска по сильной руке, то есть по той или иной форме тоталитаризма. Именно нацистский режим, декларирующий жесткую этику и обладающий широко развитой регламентирующей (карательной) системой значительной части народа желаем, а России – вполне по плечу.

Кроме того, существуют аргументы: либерально-демократический (якобы безусловная идентификация российской элиты и даже народных масс с идеей либерализма); связанный с ним прозападнический (якобы уже воспринятая Россией технологическая и коммуника- ционная ориентация на ценности западного мира, на открытость общества, на следование мировой тенденции к некому прогрессу и т.д.); а также пара-другая иных, еще более наивных и не стоящих обсуждения и критики.

Но я, конечно, слукавил.

Существуют два сокрушительных аргумента, касающихся принципиальных основ нацизма как формы существования общества и государства: наличие протонацистского этноса (как базы и адресата нацистской идеологии) и отношения нацизма с конфессиональной идентификацией этого этноса.

Эти проблемы сцеплены насмерть, и поэтому их следует рассматривать совокупно.

Если антисемитизм является, так сказать, вторичным половым признаком коричневых идеологий, то, безусловно, сущностными, качественными признаками наци-идей являются принцип этнократии (расовая теория) и тенденция к дехристианизации (реабилитация и возрождение язычества). Упрощая до предела, серьезные аргументы звучат так: Россия не может принять фашизм, потому что: а) Россия – многонациональная, многоэтническая общность, которая развалится при провозглашении «господствующей расы», б) Россия – православная страна.

Сейчас я позволю себе порасшатывать корни этих саблезубых клыков. И для вспоможения обращусь к самому, казалось бы, неподходящему материалу, к тому кладбищу исписанной бумаги, что именуется генизой «Русской идеи», этой святая святых всех сторонников «особого пути» России.

Модификации «Русской идеи» чрезвычайно пестры, и одно изложение истории вопроса, описание пропозиций и диспозиций адептов этой идеологии – от столба до обеда... Кратко: «Русская идея» – это система взглядов на Россию как на субъект приложения провиденциальной Высшей Силы, в результате Промысла каковой возник уникальный агрегат – Российская империя («Третий Рим») с русским народом-богоносцем, который отличается от всех иных народов сакрализованными мотивами поведения и мессианскими функциями по отношению ко всему миру. Основные идейные атрибуты этой модели: соборность, провиденциальность и мессианизм – подарены ей православием. Православием они и охраняемы – особой «Русской верой».

Отвлечемся. По современной России гуляет – иногда с барабанами – изрядное количество персон, которые просто и незатейливо объявляют себя нацистами и оформляют свои декларации соответствующей атрибутикой всамделишного нацизма. Вот «фюрер» А. Баркашов – вождь партии «Русское национальное единство» (самый крупный осколок «Памяти»), один из виднейших функционеров отнюдь не лишенного политической влиятельности «Русского Собора», апологет Гитлера, поклонник гитлеровского расизма. Вот так называемые «венеды» – «дети русского волка», призывающие воскресить мистерии «северного митраизма» («исторически естественной, коренной национальной религии России») и объявляющие православие «еврейским искушением арийцев». Вон, смотрите, идут чернорубашечники со слегка видоизмененными свастиками; они призывают сделать свастику русским национальным гербом и цитируют германский языческий эпос «Старшая Эдда»; их мечты – отнюдь не о христианском «небесном Иерусалиме» – они о языческой Валгалле.

Вот господин А. Дугин и присно с ним («Элементы», «День», «Гиперборея» – российское издание Ганса Зиверса, пророка протонацистской организации «Аненэрбе»), иллюстрирующие свою отличную полиграфическую продукцию ликами высоколобых «Ваффен-СС» и объявляющие Мессию – Антихристом.

Вот поклонник Розенберга Прусаков, а вот поклонник «исмаилистского фашизма» Г. Джемаль, утверждающий, что спасение России – в отказе от христианства и переходе в ислам...

Они уже в России есть, эти декларативные антихристиане и расисты. Но их еще не столь много, как им хотелось бы, и недостаточно для захвата власти.

Ведь для того, чтобы сделать Россию фашистской, ее нужно – всю! – «расхристианить» и – всей! – навязать протонацистское сакральное сознание, то есть идеологию некой высшей этнической (или квазиэтнической) общности. И здесь существенными становятся два обстоятельства: возможно ли это и каким образом?

Зададимся вопросом: а подлинно ли православная страна Россия, и является ли сегодня христианство доминирующей духовной силой общества?

Если согласиться с пониманием идеи и практики большевизма как явлений парарелигиозных, то придется признать, что большевизм был не только серьезным конкурентом православного сознания докоммунистической России, но – в конечном счете – стал господствующей религией страны. В этом смысле сегодняшнее изъятие коммунистической идеи из российского политического обихода создало не просто громадное идейное зияние, но настоящий религиозный кризис общества. И православие еще только вступает в это пространство, пытаясь эту брешь затянуть. Но что это за православие? Определив «расхристианивание» как способ фашизации, обратимся от вопроса: «Как это сделать?» – к вопросу: «А не может ли Россия сделать “это” сама?» Не может ли православие – в лице своих функционеров – само отказаться от своей христианской сущности во имя сущности иной, более земной и потому более соблазнительной?

Вчитываясь в проповеди и статьи авторитетнейшего «князя церкви», раба Божьего о. Иоанна (митрополита Санкт-Петербургского и ладожского, второго лица в иерархии сегодняшнего российского православия), посвященные апологии «Протоколов Сионских мудрецов», можно не разглядеть в них ничего, кроме нормативного православного антисемитизма. Эка невидаль! Это еще не фашизм. Это нормальное жидоедство. Но дело в том, что за всей этой вполне традиционной юдофобией прочитывается и нечто другое – небанальное (хотя тоже имеющее некоторую традицию – т.н. «Тюбингенская школа») противопоставление двух Заветов!

Не стоит объяснять, что без единства Ветхого и Нового Заветов теряется сущность самого христианства. В его основе лежит убеждение в одинаковой сакральности обоих этих Боговдохновенных откровений, – хотя примат отдается, конечно, Новому Завету, Евангелиям. Поэтому провозглашение абсолютного примата Евангелий – как единственного откровения – и отрицание боговдохновенности и авторитета Библии попросту подрывают фундаментальные, онтологические основы христианства как такового. Посему, с точки зрения ортодоксии, сие – ересь. Однако, попытки отделения иудейских плевел от иисусовых зерен – штучка в церковной истории и в истории иудео-христианской цивилизации не новая. Сегодня она актуализируется в российском православии. И актуализация эта весьма симптоматична: она демонстрирует появление нового идеологического искушения – попытки создания особого «Русского Завета».

Сакрализация понятия «Россия» и «российскость», замена бескрайнего «Русского пространства» бескрайним «Российским пространством», возникновение терминов «Святая Российская История», «Российская Природа», «Небеса России», «Вселенская миссия России», «Российский (!) народ-богоносец» и тому подобное – все это есть попытка создания альтернативной натурметафизики, пантеона некой новой, «Российской идеи». Если русское православие противопоставляет один Завет двум, лежащим в основе традиционного христианства, то оно тем самым отрывается от универсализма западного христианства и превращается в некую новую его модификацию – в особую «Русскую веру». А от нее до чисто «Российской веры» – один шаг. И шаг этот апологетами новой «российскости» – делается, как видим.

Установив примат такой «российскости» над приматом традиционного христианства, можно уже сделать и следующий шаг – открыть новые Врата Спасения и впустить в особое «российское пространство», объединенное его особой верой, подданных иных конфессий. Для этого нужно пересмотреть вопрос: «Что есть Россия?» Иными словами, модернизовать «Русскую идею», дать ей более широкое – уже не этническое, а суперэтническое – толкование.

Наиболее деятельным в этом плане (и потому самым перспективным и уязвимым для фашизации) является, как ни странно, наиболее либеральный фланг поборников этой самой «Русской идеи». Именно в силу того, что он наиболее демократичен и секулярен. Это – консервативное крыло социалистического движения, государственники, неоимпериалисты, поклонники госсоциализма с человеческим (читай – русским) лицом. Именно они сейчас наиболее активно запускают в обращение идею примата «российскости» над собственно «русскостью», именно они предлагают заменить «русскость» новой – по их мнению, исторически более устойчивой – формообразующей категорией «российскости». Той самой «российскости», которая так хорошо рифмуется с бывшекоммунистической сакральной категорией «советскости», что сплачивала (призвана была сплачивать) все этносы многонациональной империи. Понимание «советского народа» как некой сверхисторической общности всегда лежало в основе имперской идеологии. Каковая идеология, напоминаю, и тогда выполняла религиозную функцию. Ныне ее вакантное место в обосновании и упрочении государственной целостности посткоммунистической России как раз и стремится занять идея «российскости».

Ее апологеты из неокоммунистов переводят сегодня брежневскую конституцию на «российский». Они объявляют, что «русская нация – это полиэтнический состав» и что «начинать разборки внутри русской (по контексту – российской) нации, выяснять, кто там какой крови, призывать искать друг у друга иноплеменных бабушек и каяться в их наличии могут только провокаторы и кретины». Они провозглашают и основные цели этого нового, суперэтнического «интернационализма»: «Субъектность России как цивилизации, как особого мира, как культурно-исторического партнера других цивилизаций» – и его основополагающий принцип – сохранение в центре этого «российского суперэтноса» ядра «русской культуры», выделенной «Богом и судьбой, может быть – наиболее всечеловеческой из всех культур мира, потому что она не боится открытости и никогда не теряла самости». Понимай – «открытость» гарантирует свободный допуск во врата нового спасения всех нерусских граждан «российского суперэтноса».

Я прошу прощения за столь длинные выписки из все той же – бесценной в плане информации о нацистских движениях в России – статьи С. Кургиняна в «Нашем современнике». Зачем они мне понадобились? А затем, чтобы показать, как происходит перекодировка этнического в суперэтническое, русского – в российское. Это просто словесная игра. За такой перекодировкой кроется дальний политический прицел: ведь с измерением черепов на предмет «неарийскости» (то бишь «нерусскосги») ни карелы, ни сибиряки, ни алтайцы, ни казахи, ни якуты, конечно, не согласятся, зато вполне могут согласиться на статус граждан «российского суперэтноса» с его антисемитской направленностью и даже, – хотя это уже проблематичней, – на принципат русских внутри «России».

Таким образом, связав по-модному Географию, которая воспитывает человеческую Биологию, с Историей «неразрывной связи Руси и Степи» по Льву Гумилеву, останется поменять приоритеты в формуле «Кровь и Почва» на «Почва и Кров» (Великое Российское Небо над Великой Российской Землей), а засим освятить этот реформированный пантеон – довести его Завет до полной дехристианизации, дабы снять противоречие с нехристианскими конфессиями. А что?! Официальное православие, как видим, уже вполне для этого созрело. Ведь никто не объявил раба Божьего о. Иоанна еретиком. Он – российский патриот.

Выводы. Русский нацизм в сегодняшней России как идеология не существует, но! – есть все основания предположить, что развивается новая разновидность – Нацизм Российский. И для него в России нет объективных препятствий. Убраны с дороги и не застят ему пути барьеры – исторический, культурный, социальный, конфессиональный, национальный и государственный. Объективны: фашизация церкви, люмпенизация населения, хозяйственная анархия, сепаратизм и регионализм, безответственность политических лидеров, насущная необходимость в новой государственной идеологии, утрата ориентиров исторической преемственности плюс хронический дефицит нравственного и политического иммунитета.

В свое время одна всемирно-историческая подмена – религии на идеологию – в России уже имела место. А за фюрерами, – когда нужда придет, – дело не станет. Уже сегодня в очереди стоят...

  

 

---

1. Жан Териар – виднейший теоретик «мондиализма», или «антиатлантизма» – концепции, направленной против модели единого, однополюсного мира («монд») и противопоставляющей ей модель Евразии – политически объединенного континента от Дублина до Владивостока; его концепция принята в качества программы группой уже упоминавшегося российского евразийского журнала «Элементы».

 

---