ЕХАНЫЙ БАБАЙ

 

 

На стадионе дули, сосали и потягивали пивко «Хамовники», снимали, рискуя обветриться, маечки, жевали жвачку гум. помощи – обстановка непринужденная… То-се.

Спортивного вида атлетически румяный баптист-проповедник (или адвентист?). Могучие ребята в цепях и с электрогитарами... А чего? Москва, лето 1992 от Рождества Христова. Спортивный комплекс. Распогодилось.

Московская совместная служба. Проповедь.

Сначала все спели хорошую и модную, задушевную песню:

 

Ты проходишь смело,
в легком платье белом,
вся крутая из себя...

 

Потом, на помосте, что-то абсолютно невразумительное, но энергичное, с сильным, атлантским – как выяснилось – акцентом проорал могучий баптист. Стадион, насторожившись, молчал. Но баптист (адвентист?) был дока в своем адвентистском (баптистском?) шоу-бизнесе. Его консультировали люди, тонко секущие в работе на местах. С людями. А вот его переводчик – по виду не иначе как с Брайтона – в алых подтяжках и техасских сапожках, а вот его переводчик – был несравненен! Почти без паузы, абсолютно в том же темпе, гениально воспроизводя те же жесты, мимику, интонации и хрип, на – скажем так – русском языке (без никакого атлантского прононса) заскакал на помосте переводчик:

– Иисус – это клево!

(Клево! – развеселясь, подтвердил стадион.)

– Иисус – это круто!

(Круто! – ррраскатился согревшийся стадион.)

– Иисус – это для молодых! И – без дураков!

(Без дураков!!! – заревели трибуны.)

– А кто не верит в господа нашего Иисуса Христа – козлы! Козлы!! Козлы!!!

(Козлы, козлы, кооо-злы!!! – неистовствовала малая спортивная арена.)

Арена топотала в такт: «Козлы, козлы, козлы!!!»

И грянул хеви-метал!

Нет, нет, Генделев, так дело не пойдет, думал я, с большим интересом наблюдая, как товарищи проповедника по гала-шоу «Иисус – для всех, Иисус – это здоровье, Иисус – это красота» показательно крошили и кололи собственными черепами ледяные центнеровые торосы, расщепляли грудью и квадрицепсами дюймовые балки и прочий каратэ-инвентарь, а проповедник, надсаживаясь, молился через переводчика. Не пойдет, Генделев, ты – отстал от современной российской жизни, от буден ее и от празднеств ее. Ну действительно – ну к чему привыкла твоя стальная психика, ну к чему ты привык, ну – ГУЛАГ, ну – кулак, ну – флаг... Ну Россия – родина слонов, ну памятники... Ну качки в автобусах – фуфло, барахло, битое стекло... Отстал ты, лирик и ироник, второсортный посол даже и не второстепенной державы, страны номер 7.40, Генделев, не успеваешь ты, и успеть не дано! – соответствовать глобальным демократическим переменам, имеющим место быть в великой стране: Иисус, гверотай ве работай – это клево! Это круто! Это отвал башки!

И все-таки: я врастаю. Я адаптируюсь. Я – уже спокойно (хоть все внутри пылает), вербально реагирую на меж делом оброненное, сквозь прищур и с ленцой выговоренное – одной моей старой юной знакомой, которую, знакомую, я помню с первого приезда робкой, неуклюжей дебютанткой-путанкой, – а теперь: «Мне тут на день рождения малое предприятие подарили...»

Ровным голосом.

Нет, я виду не подаю: еханый бабай! – говорю, да что ты с ним, Эвридика (так ее назвал ее папа, нач. по надзору в какой-то тюменской тогда еще зоне, а теперь полный московский генерал, как я понимаю, по тому же надзору), – что ты с ним, Эвридика, с малым этим предприятием делать будешь? Как поступишь, Эвридика? Ты же не то что писать, ты ж считать до двадцати не умеешь, заочница?!

– А пусть будет, – говорит. – У всех есть малое предприятие – ничего, никто не пищит. Дела делать буду. Бизнес.

И делает. Судя по тому, что ездит на «тойоте» цвета кахоль ве лаван, а в гости внесла дары природы: бутылку «мартеля» да бутылку «асти спуманте».

А папского замка вино? – спросил я голосом балованного ребенка.

– Сделаем! – твердо сказала владелица МП. – Если есть на Москве – сделаем! Сколько надо, столько можем...! Картон? Да?

– Еханый бабай! (А «еханый бабай» – это меня научили так выражать восхищение, здесь все так говорят). – Так ты что, мне покровительство оказываешь?!

– Кто ж считает, – сказала девушка, и по-полковничьи, по-сибирски метнула в опытный рот стаканюгу «мартеля», – кто ж считает?.. Вот в сентябре буду у вас в этой Хедере, там у нас филиал, – сочтемся. Нам нужны индюшки с фермой. И чтоб полный цикл. У вас хорошо с полным циклом?

– Ага, – сказал я, – с полным циклом у нас хорошо.

Адаптируюсь. Врастаю. А все-таки на съезд российского союза писателей меня не допустили. Туда вообще не пускали людей моей внешности и профессии. Даже – и это нововведение – с мандатами. Три эшелона внешней, внутренней и специальной охраны – стояли насмерть. И пара гранат не пустяк. И требовался мандат делегата. Бывалые и побывавшие там, внутри, утверждали, что в зале Дома киноактера, где заседал патриотически монолитный (после ухода куда-то вон либералов) съезд сов. писателей СНГ, – там охрана была в рубашках даже черных, а от всех собравшихся выступать перед товарищами по партии партай их геноссы требовали представляться (то есть представлять себя) не только полным паспортным именем-отчеством собственным, но и с Ф.И.О. (паспортным) папы и мамы, а одного даже адыга (еханый бабай!), адыга с честным адыгским отчеством Рафаилович – освистали и облюлюкали.

Я там не был. Не очень-то и хотелось...

 

Москва. Генделев.

 

P. S. Я сегодня пьян!!!

В случае, если я не смогу найти дорогу домой, прикрепите мне эту записку на пуговицу и

ДОСТАВЬТЕ МЕНЯ ДОМОЙ.

Ф.И.О.: Генделев Михаил

Адрес: Бен-Гилель, 8/8, Иерусалим.

Дополнение: пожалуйста, не трясите и не оставляйте лежа в холодном месте.

 

 


Время (Тель-Авив). 1992. 26 июня. С. 14.

 

 

Система Orphus