ТАНЕЦ С САБРАМИ,
ИЛИ НОВЫЕ СВЕДЕНИЯ О ЛОХАХ

 

 

То, что средний израильтяннин (сабра, полусабра примитивный, задрипан­ный, ватик грязный, абориген и т.д.) – лох (простак, мужик, фрайер, шляпа и т.п.), столь очевидно, что в доказатель­ствах и потребности нету и – не предвидится потребностей. Посудите: в условиях теневой экономики не вертелся, граж­данства у него никакого – то есть, как правило, одно, изра­ильское, и хотя, казалось бы, у него, туземца, должно быть за всю жизнь схвачено – тол­ком и армию закосить не мо­жет, как маленький. И по-русски ни бум-бум. Дебил. Не делован, не хитрован, не маланец, не аид - чукча полная, вот что я скажу! Руки не дошли до ума довести ихнюю Израиловку. Все время при­ходится на РФ отвлекаться, но даже просвещать местных ломанешься – без толку, им все по барабану.

А в Россию когда сабры наезжают, вообще как дети, воще-е! Не секут, не вруба­ются, на местности не ориен­тируются. Лох – он и есть лох.

Вот, скажем, Хаим Гури. Местный интеллигент­ный человек. Классик. Матерый. Поэт. Книг – на одном иврите – штук двад­цать, не говоря о переводах на европейские и даже мало­росский. Папа его с мамой из России опять же, а никакого голоса крови. Казалось бы – приехал в Россию в составе делегации израильских писа­телей на московскую книж­ную ярмарку в 89-м году: живи – не хочу! Или – второй раз (необучаемый он какой-то, что ли?) – в 93-м. Тот же эффект! Дитя малое. Хоть с ложечки его корми! Так он не ест с ложечки! А еше фронтовик! Не ест, очевид­но: почему, говорит, в буфете отеля интуристского ножей и вилок нет, а только ложки столовые алюминие-вые, с пробитой особым чеканом ру­кояткой? И выдают по одной на все про все: для употре­бления кофе, салата оливье, лососины, балыка и тортика? Кускового. Внутрь. Я ему объясняю – это устроено, го­ворю, чтоб вы, Хаим Гури, лауреат «Прас Исраэль-89», ценной посуды не слямзили, и для того же – ежу понятно, Хаим, – «взымается залого­вая цена за чашки», 285 руб. (?) за 1 шт. И сие еще по-Божески, говорю, вон в Ниж­нем Горьком, в уличном пив­баре, за бокал 800 с рыла в залог брали... Цените, гово­рю, доверие, оказанное ино­странному лоху администра­цией интуристовской гостини­цы четыре звезды, как у ка­питана пожарной охраны.

Вообше Гури ничего, усид­чивый... Я помню, как он приобретал закалку осенью 89-го. Я его еле отморозил после транспорта в ЦДЛ... «Экологически чистый карто­фель будет отпускаться чле­нам Союза писателей по предъявлению членских биле­тов»... Перевел я писателю дословно и сладострастно. По-моему, он не ест теперь даже чипсы, в рот не берет. Хорош был – из педагогиче­ских миклухо-маклаевских соображений – наш уникаль­ный загул в ресторане «Пе­кин»... Что доводило Гури до пены – это скорость обслужи­вания его, Гури. «Я не могу тратить на каждый обед 3 ча­са! У меня культурная про­грамма! Они что, дети про­ститутки, – телятину выращи­вают для каждой отбивной?! И селедку – ловят?!» Рекорд официантского спринта (мы с ним, натощак, посчитали, отхронометрировали): 28 минут до подачи первого салатика. А что? Мне лично «Пекин» по душе пришелся. Очень эк­зотично, китайские палочки с занозами. В конце, на десерт, я предложил официанту по­мыть посуду, чтоб вполне по-­семейному и чтоб мы в долю вошли от прибыли. (Офици­антский «тип», чаевые сверх счета рекордного процента, – 69 процентов. На столько нас обсчитали. Верней – пытались обсчитать...)

Многое, почти все – потрясает сабру непуга­ного в Москве. Беженцы в переходе подземном – и на пер­вый и на последний взгляд – цыгане как цыгане, с цыганя­тами, а исходя из плаката на английском языке – жертвы армянского землетрясения. Обошлись сравнительно де­шево – 2 доллара доброволь­ного пожертвования (чтоб над цыганами земля не тряслась) и покража недорого фотоап­парата.

Очень понравилось Гури в гостях у одной млад­шего научного сотруд­ника, моей однокашницы, ин­женера-химика. Библиотека там наследственная – тыщ на шесть корешков, от папы оставшаяся (друг Ахматовой был папа, профессор матема­тики), хозяйка на двух язы­ках щебечет не запинаясь, из окон – вид на Михайловский замок в щель над банками с домашним консервированием сервирован. И ежемесячная зарплата младшего научного сотрудника – 7 долларов – а что, вполне на трех неработа­ющих (иждивенцев) за глаза и за уши.

Добила-таки друга моего и коллегу, полковника и национального поэта и, как оказалось, большого поклонника циркового искус­ства – громадная, церковной стилистики кружка «на про­питание барсуков» на якорной цепи циркового вестибюля. (Как барсук на иврите, я не знал, пришлось телефониро­вать в посольство Государства Израиль.) После чего я это сразу же опять забыл.

Но нельзя не отметить и тот факт, что Россию очень укра­шает присутствие израиль­ских туристов.

У меня выбил слезы и острый припадок ностальгии эффект вопля «Шигаон!» в Храме Василия Блаженного

И оптовая закупка «бабу­шек» йеменитской семьей на Волхонке.

И приобретение с рук од­ним членом МЕРеЦа ордена Красной звезды с лотка.

И ответ на мою обмолвку у киоска иа Белорусском вок­зале. «Слиха, кама оле бакбук водка-лимон?» «Альпаим», – сказал мне небритый продавец. Не покосившись.

А сколько хлопот и неприятностей перепадает на долю работников посольства, должных обеспечивать поже­лание знатных гостей «при­пасть к корням» – навестить родину отиов и дедов. По­скольку родина отцов и дедов обычно приходится на микро­скопические дыры Волынщины, Гомельщины и Полесья...

Пол-посольства поседело, когда одна крупная партдама посещала райточку под Ров­но, желая обязательно со­блюдать кашрут и плохо перенося автопробеги по шляху – ее, видите ли, укачивало на выделенной на этот предмет ровненской администрацией «Чайке».

Первое, что потребовала показать член кнессета трех созывов, – это местного рав­вина. В совхозе «Путь Ильи­ча». «Здесь должен быть раввин, мне мама рассказывала». (Раввина ей нашли и шойхета. Могут же, если хотят...)

«Выучили вы хоть одно русское слово?» – осведомил­ся я в «Шереметьево-2», перед очередным отлетом до­мой, у платиновой бизнес-леди, заехавшей аж в город Бельцы в тяге припасть к корням. «Епт-тать!» –внятно выговорила гверет Циля.

Но в общем-то мои хрони­ческие соотечественники ве­дут себя в Руси как все нор­мальные не местные люди – балдеют израильтяне израильского происхождения от трех основных московских ат­тракционов. Правда, шалеют легче швейцарцев и голланд­цев (где-то 4-5 место среди доразвитых стран), но несрав­ненно громче и эмоциональ­нее.

Аттракция первая, пре­словутая российская ха­лява в пересчете на доллар. Об этом – несказанно низких ценах на шапки-ушан­ки из собаки лайки, на лайко­вые перчатки с раструбами из енота и на самовар из горностая для пинат-охеля – приня­то говорить в полный голос, с артикулированными айнами и в лексике шука Бецалель. Кричать лучше с одной ст­ороны Калининского на супро­тивную, пользуясь звуководами подземных переходов. Пу­блика признает в беседующих давно знакомых лиц кавказ­ской национальности и одобряет покупки.

Аттракция вторая: радость узнавания. Каждая встреча израильтян вне родины напо­минает прибытие героев Энтеббе. Похлопывают друг друга до гематом и лобзают­ся до синих засосов. После чего без интервала приступа­ют к аттракциону номер 1 (см. выше).

Аттракция третья: ликова­ние в аэропорту «Шереметьево-2» при посадке на обрат­ный самолет. Последовательно выполняются вольные упражнения второго и перво­го аттракциона (см. еше вы­ше).

Желудочные расстрой­ства, проистекающие от единовременного съедения 7 ужинов по цене 1-го («Вы мне не поверите, и сальмон; и… как это по-рус­ски, бехаяй, – “семга”, ве кавьяр – мамаш грушим, бехаеха!»), – желудочные недомога­ния почти всегда излечиваются без последствий, что слу­жит предметом интересней­ших рассказов, бесконечных и сопровождаемых слайдами города Бельцы у мехового самовара в погожий хамсинный денек на улице Гиборей Исраэль.

 

P. S. Самое удивительное сведение, ввозимое контрабандой мимо таможни аэропорта Бен-Гурион, это то, что Россия гораздо больше Израиля. Аваль, харбе антишемиют!

 

P. P. S. Лох – он и есть лох.

 

 


Окна (Тель-Авив). 1993. 21 октября.

 

 

Система Orphus