Михаил Генделев

ЭТО Я, ЭДИЧКА...

«Литература находится там, где я нахо­жусь», – сказал один знаменитый эмигрантский писатель, ныне глубо­копокойный.

«Государство – это я!» – пошутил один король-Солнце.

«Это я, Господи!» – написал один писатель.

«Это я – Эдичка!» – добавил другой один писатель.

Все они дали маху. Как один. Литература находится там, где на­хожусь я!

Государство, пусть небольшое, но агрессивное, зато тоже я, судя по тому, как я функционирую – одни. Одни, всегда один...

– Господи, это я – Эдичка, – сказал я, – я тебя слу­шаю... У меня всегда такой прононс в девять утра, ес­ли лег в шесть. Говорить – могу... Не люблю только очень в это время суток. Кто это подходил к телефо­ну? Ума не приложу. Сейчас совершу легкий поворот головы вправо и посмотрю, кто бы это мог быть... По­дожди у телефона... Тебя как зовут? Аглая?.. Можно просто Глаша? Аглаша... а ты... вы, то-есть, м-да... давно ты здесь, деточка?.. Что ты говоришь?!! Что я тебе обещал? Не обещал, а завещал? Хорошо, разберемся. Дай договорить с главным редактором.

Эдичка, это Глаша. Аглая, говорю, взяла трубку. Ты думал – мужчина? Я тоже так сперва подумал. (Глашенька, сделай мне кофе.)

Да, Эдуард Самолыч, я обязательно напишу ста­тью о переговорах Клинтона с Брежневым. Т.е. с Гор­бачевым. С каким Ельциным? Откуда я знаю, какой у вас год? (Аглая, какой сегодня год?) Эдик, она тоже не знает, забыла, совсем потеряла счет дням... (Какой годик, Глашенька? Восемнадцатый пошел?) Эдик, по­шел восемнадцатый. Уже, грозовой. Кто сбрендил? На себя посмотри!.. А я вот не могу посмотреть на себя, чисто по техническим причинам... А меня думаешь – не тошнит? И Аглаю. Глаша, тебя тошнит? Эдик, нас еще не тошнит. Мало чего было не надо делать, прав­да, Глашенька? Эдик, Аглая говорит, что наоборот, надо было делать, а не сразу отрубаться. Глаша, зво­нят, открой дверь.

Эдуард Самолыч, я все понял, напишу статью. Ко­нечно, запомнил: Клинтон и Жириновский. Что значит еще не, когда уже да. Всего доброго.

Глаша, почему «он там лежит»?

Какой хасид? С кружкой для пожертвований? Ты просто открыла, а он сразу лег? На лестничной пло­щадке? А ты пробовала одеться, прежде чем открыть дверь?

Алло, да это я... Доченька, ну ты же знаешь, что надо спросить у папы, прежде чем выходить замуж в пятнадцать лет. Требуется согласие родителей. Я по­нимаю, что твой мальчик сирота, но ты-то все еще нет. Ах, мама сказала, что ей плохо и чтоб я решал? А ты передай маме, что мне тоже плохо... Что, ты сказала, у вас будет?!! Подожди, я должен лечь. Хотя я и так лежу. Что у вас будет? Мотоцикл. Ух... Вы с Моти ждете мотоцикла... Хорошо, я дам тебе с Моти денег на мороженое. Откуда ты говоришь? «Шик Париз»? Что «Шик Париз»? Шик, говоришь, а не Париж? Доченька, не пей кровь, лучше скажи папе всю прав­ду, но постепенно. Откуда ты говоришь? Из Парижа?!! С бульвара Сан Мишель? А как ты туда...? На тремпах? Дочь! Немедленно, ты слышишь? – не-мед-лен-но домой. Вернись, я все прощу.

Что, Машенька? То есть – прости – Глашенька. Кто там на лестнице лежит? Про хасида ты мне уже рас­сказывала, а врач почему лежит? Понял. Ты оказыва­ла ребе первую помощь. Понял. Рот-в-рот. Понял. Пришел врач. Понял. И тоже слег. Понял. Да оденься ты наконец! Вон бюстгальтер валяется. Что? Это не твой? Нет, и не мой. И сделай мне наконец кофе.

Алло! Да. Я Генделев. Почему я сионистская мор­да? Я вас сюда заманил, а вы и клюнули? И супругу тоже? Что делать? Вот я и думаю, что с вами делать. Мало меня немцы расстреливали? А на мой взгляд, даже много. А откуда вы, собственно, говорите? Из Петербурга? И звоните коллект? Петербург, штат Миссисипи? Всего вам доброго. Целую. Бе шана абаа бе Йерушалайм.

Алло. Конечно, узнал. Вася? Как же, помню. Ты меня еще бил в печень на перемене. Ну и как там на­ши? Что ты говоришь?! Коля в Ашдоде. Петя в Афуле, Ванек в Нацрат-Элите? А Оксана в Бней-Браке? Вместе с Дарьей? Всегда была хохотунья. Весь класс, весь класс!!! А кто остался-то? Давид, Изя и Йоська... Что пишут? Жалуются? На антисемитизм? Вы с Ваней им гумпомощь-то посылаете? Йоська иеродиаконом работает? Обещают повышение? Оттого и не едет? Всегда был шлимазл. Ну пока. И тебя – с Рождеством.

Алло. Я и говорю громче. Еще громче не могу (Аглая, ты же слышишь, стучат, открой дверь!) Не могу я громче, не хватает децибел. Я не обзываюсь. Да, это я написал. Что вы имеете в виду под словом «насрали в душу»? Всему советскому еврейству? Героическому? (Глашенька, открой дяде-полицейскому дверь. И оденься наконец, дядя нервничает.) Подожди­те у телефона, у меня в доме полиция. Давно этого ждали? Тоже мне, Нострадамус.

Сейчас, господин полицейский, я встану и оденусь. Но обычно я не надеваю с утра наручники. Что за те­ло? У Аглаи? Очень клевое. Ах, не у Аглаи (Глаша, не смей одеваться, не видишь, господин полицейский интересуются...)! А? В гостиной? На ковре? Глашенька, где у меня гостиная? Действитель­но, а что это за тело?! А! го­сподин полицейский, это поэт. Ему негде жить. Он – юное да­рование. Вставай, дарование! Глаша, стучат, открой дверь и сделай мне наконец кофе! И господину полицейскому, он не псих, он просто плохо адапти­руется к обстановке. Не сму­щайся полицейского, малыш, лучше почитай ему стихи, ко­торые я написал. Нет, это у него не пена, не бойтесь, го­сподин полицейский, он просто мой ученик... Читай, Дема, чи­тай, не обращай внимания... Здравствуйте, вы из Хеврат Хашмаль? Отключать свет? Пока познакомьтесь: это Аглая, зовите ее Глаша, это господин полицейский, этот – надежда нашей поэзии (ничего, что он в пене?). Глаша, подне­си трубку к уху, я не могу – наручники мешают, а я тут не договорил с одним господи­ном.

Да, вы все еще на проводе? Я не говорил, что вы педераст. Я говорил, что вы как Нострадамус! Это не одно и то же. Так в чью душу я того?.. Что вы мне оторвете? Спасибо, хорошо, что на­помнили. (Аглая, приготовь завтрак, яйца в холодиль­нике.) Всего вам наилучшего!

Глаша, положи трубку на рычаг. Аглая, это – не трубка... Господин полицейский, ну что вы, что вы? Так стихи растрогали? Дема, не отвлекайся, продол­жай и будь поискренней в подвыве. Глаша, посвети электрику, ему будет удобнее отключать. Откуда я знаю, где у меня эти штучки? Посмотри в заднем кар­мане брюк. Что это за фокусы – «а вдруг залечу»! Ну, залетишь – Хеврат Хашмаль будет платить алименты, зато электричество не обрежут. Будет девочка, назо­вем «Электра». Мальчик? Действительно, а если маль­чик? Правильно, Дема, читай. Дема, не отвлекайся, видишь, у господина полицейского слезы выступили. Господин полицейский, не убегайте, не сняв наручни­ков. Как на память?! Я не хочу на память. Спасибо, Дема. А теперь перекуси наручник, мне работать надо. Ну что, Глаша, электрик доволен? Не только не от­ключил, но даже подключил? И чайник будет элек­трический? И простыня электрическая? И стул?

Алло! Да, Эдик, это я. Еще как пишу статью. Про Гамсахурдиа, какой Клинтон! Кто такой Клинтон?! Откуда я знаю, как у него с Ельциным? Вот напишу статью и узнаю. Чао.

Алло? Шалом. Да, бывший поэт Генделев – это я.

Вы хотите мне прочитать поэму? (Глаша, накинь что-нибудь на себя, смотреть холодно. И где мой утренний кофе?) Сейчас подойдет к телефону Дема и прочитает вам свой эпос. Трубку не бро-са... Глаша, открой дверь, стучат. Что соседке надо? Почему лестничная клетка завалена? А почему она завалена? Они мешают? Хасид мешает? И врач мешает? И что, полицейский тоже начал мешать ей проходить? Аглая, пойди убери лестничную площадку.

Алло! Какая Маша? Кто – Маша? Ты – Маша? Хорошо, я – Миша. И немедленно перестань рыдать. Я обещал на тебе жениться? На тебе? На Маше? А кто такая Маша? Ах, ты – Маша? Очень приятно, а я Миша. И в каких выражениях? (Глаша, не подслушивай, лучше свари мне утренний кофе.) Под хупу? Я не лю­блю под хупу, значит, это был не я. Глаза? У меня одни голубой, другой – зеленый, третий... Легкая инва­лидность: нет ног. Одной – немножко есть. Ноги. Передвигаюсь? Носят на руках. Поклонники. Из спаль­ни в туалет, из туалета в спальню. И отнялся дар ре­чи. Как это кто с тобой говорит? Сиделка с тобой го­ворит. По моему поручению. Ты все равно меня лю­бишь? До гроба? Приходи со своим. Завтра к одиннад­цати.

Алло! Да, слушаю, Эдичка. Я уже заканчиваю статью. Очень аналитическая. Горбачев как живой. И Буш... Клинтон? Какой Клинтон? Не ругайся, они подумают, что ты на зоне воспитывался. Хорошо, хорошо, не надо меня опускать, будет тебе Клинтон. И тебе – всего доброго.

Глаша, немедленно положи Дему на место. Как это – «хоть шерсти клок»? Нет, это он не от страсти глаза закрывает! Робкое дыханье? Да это Чейн-Стокс! Дема, Дема, не покидай этот мир, ты еще не все в нем совер­шил! Вот видишь, Аглая, ты его отпустила, и он уже розовеет. Не опустила, а отпустила, что вы тут все – с ума посходили? Иди открой дверь, стучат.

Вы описывать имущество? Очень приятно. Глашенька, те­бе, по-моему, жарко. Вот опишите, пожалуйста, модель ги­льотины. Действующая, в нату­ральную величину. Хотите – са­ми. хотите – с моей ассистент­кой. Глаша, тут интересуются…

Описывайте, описывайте... Bсе мое – музей-квартира поэта: поэтический стол, поэтический стул, чучело. Чучело Демы, подлинник. Это антикварная рукопись неоконченного: видите – начата, а какой слой патины.... Это венок. Лавр. Рентгенов­ский снимок черепа музы. Шкуры моих жен, почти не побитые. Здесь у меня раньше был источник Ипокренпы, все недосуг позвать инсталятора. Простите, я от­влекусь – зовут к телефону.

Алло. Клинтон? Какой Клинтон? Не знаю никаких Клинтонов, у меня имущество описывают. Ну, Клин­тон? Билл? Да, Билл, я слушаю, только покороче. Я занят, пишу статью про Гамсахурдиа. Про тебя пи­сать? Что вдруг? Билл, я человек подневольный, мне чего босс писать наказал, я то и пишу... Так что ты не обижайся, чувак, и Боре скажи, чтоб не дулся. А я – про Гамсахурдиа. Эдичка распорядился... Если что – звони.

...А вы что встали? Сказано вам описать дом по­эта – описывайте. Описывайте! Вот – видите, отрезан­ный – ломоть? Это – язык. Русский, правдивый и могу­чий. А вот там в углу – тапочки: котурны. А вот маги­ческий треножник. Глаша, сдуй пыль и зажги под треножником газ. А вот там под потолком висит – обра­тите внимание – это судьба поэта. А это – трис. Не хи­хикай, Глашечка. Эх, какой трис пропадает. Это лют­ня, да оборвали гады серебряные струны. Описывайте, описывайте. А меня опять к телефону.

Алло! Да, это я, Эдичка…