НИКОГДА НЕ БИТЬ ПО ГОЛОВЕ
«...Сразу понял, увидя эту собаку, что она –
бывший человек, доведенный горем и
нуждою до бессмысленности животного,
и не стал пугать ее дальше».
А. Платонов, «Мусорный ветер»
«Вот так гипофиз (клякса)».
М. Булгаков, «Собачье сердце»
Чего я только не знаю, чего я только не умею! В Израиле, само собой. Я уже все всем почти объяснил. Как вести себя женщинам. Со мной, с мужчинами. Как быть мужчиной – с женщинами, например. Как общаться с нелюдью. Как приготовить наварен весенний...
Чего я только не знаю, чего я только не умею? Пожалуй, не умею я только гладить, в смысле – брюки, белье. В смысле – в примитивном смысле. А так – умею: собак умею, по головенке могу, пусть Аглаю, пусть дитя, пусть – старца. Огладить могу, загладить могу, но не люблю. Погладил даже питона к взаимному неудовольствию.
Вообще человеку в Израиле приходится делать многие вещи, которые он не любит: через не хочу. На горло собственной пейсе. К этому надо привыкать, «иначе вам трудно будет в этой стране» (нар.).
Надо привыкать любить флору и, соответственно, фауну новой родины. Надо привыкать любить сабр: «внутри колючий, снаружи нежный» (если выворачивается), к фейхоа надо привыкать.
Надо обязательно привыкать любить местных детей и животных. И животных этих детей.
Надо очень много любви, чтоб взять и проявить, как два пальца об асфальт, чтоб естественным образом и подобием, чтоб выглядела как родная, чтоб перед неподъемно драгоценным фотоаппаратом заезжего гостя из той, вражеской жизни ваша посмертная маска новозубо произносила: «чиииз», «изюююм», «халвааа». А он, злодей, Станиславски, чтоб восклицал: «Не верю!»
Все мы немножечко здесь данченки. Все немировичи, это система.
Почти два десятка лет я тренировался. (Удалось все, кроме гладить.) Достиг совершенства. Правда, с поступлением новой волны алии меня несколько парализовало слева, поэтому в «Генделев & Генделев» правая щека знает, что делает левая, но – на ощупь. Невооруженным еще правым глазом автора – наблюдается некоторый перекос. И необоримое нежелание подставлять обе щеки. Особенно под поцелуи и особенно – учеников.
Но в общем-то я о животных. О животном мире нашей страны и как себя вести вежливо. Вам – как себя вести, потому что я уже умею. Я несравненен с фауной.
Я знаю, как себя вести с кошкой начальства и со скорпионом в собственной мансарде. Как объезжать дикого осла, козла, как сидеть орлом и о хорошем отношении к кобылам – главное в нашем деле приоритеты. Зооморфизма перед антропофобией. (Не психуйте. Больше не буду: далее твердо обязуюсь не использовать обидных для восприятия иностранных слов и выражений.)
Я знаю, как себя вести с кошкой начальства, чего и вам желаю.
Итак: с кошкой начальства надо говорить на ее специальном языке. Есть такой спецязык для общения с кошкой начальства. Там такие правила: никогда не говорить кошке «ты». Надо говорить «мы». Как в японском – только наоборот – никогда не произносить «эр», надо – «эл», вместо «че» – «це» и вместо «ша» – «эс». И – суффиксы. Проверим усвоение материала. Правильный ответ: «Какие мы холосенькие. Мы плоказники, плавда, косоцка?»
Как чесать кошку начальства? Чесать кошку начальства надо так, чтоб и свое достоинство не уронить, и чтоб начальство было довольно. Для этого последовательно:
а) Вытянуть перед собой правую руку ладонью вверх. Показать эту ладонь сначала кошке, потом боссу: мол, невооружен.
б) Медленно собрать ее в кулак.
в) Вывести вверх средний палец, не разжимая остальных. (Средний палец – это тот палец, который идет по счету «три» с любой стороны.)
г) Совершить им (пальцем – NB!) несколько десятков быстрых колебательных движений: от себя к несебе. Если босс у вас тупой, то допустимо осуществить колебание кисти и сверху (с севера) вниз (к югу).
д) Переменить пальцы и почесать ни в чем, в сущности, не виновное животное под челюстью или за ухом.
Как любить кошку нашего благодетеля? Истово. Эксклюзивно. И в линьку, и в течку.
Что говорить начальству о его животном? Практически все то, что командир хочет слышать о себе, кроме «пушист». Если кошка – кот, а начальник не кретин, а полукретин, следует избегать темы холощения. Ежели кот – кошка, следует выпрашивать у счастливого отца какого-нибудь «кису» последнего помета, т. е. окота. (В крайнем случае котенка можно незаметно утопить.) Выпрашивая, допустимо беспредельно унижаться, это спишется.
Что говорить животному о его владельце? Только правду. А то – донесет, и даже обязательно донесет. Бессловесность близких к начальствующим сильно преувеличена молвой, знаем мы этих барсиков.
Какие еще виды наших домашних отличаются от бестиария «Родной речи»? – зададимся мы вопросом. «Вы не встретите в израильских ландшафтах привычных вам любимцев детворы», – читаем мы в анонимном природоведческом сочинении по «теве» анонимного автора, которого я все-таки найду, и мало ему не покажется.
«Живой мир Израиля разнообразен: гады, пресмыкающиеся, грызуны представлены в обилии...», – продолжаем читать мы, затаив дыхание, – «...но всегда следует знать где, когда и кого... (О! Как верно! – М. Г.) можно застать в природной среде обитания».
От это да! Ничего, я еще обучусь этому стилю изложения! И создам монументальный шедевр, загляденье и внукам на радость.
Далеко не все держат дома домашнее животное – крысу, гада, пресмыкающегося. Очень рекомендую. Я обожаю бывать в домах, где держат дома домашнее животное – крысу, гада, пресмыкающегося. Так и тянет восхититься беспредельными успехами одомашнивания. А какая аттракция детишкам, как сияют их юннатские глазенки!
Прихожу в один дом. Сидит тварь. Крыса крысой. Я ее еще по раньшим временам знаю – та из подполья носа не казала. А здесь сидит. Зубами шевеля перед собой: время кормежки. Сменил фамилию на «Ахбарош».
Или наоборот – вваливается ко мне домой человек с другом человека – гадом. Человек – т. е. женского полу, дорогой моему сердцу человек, а гад – яйцекладущее. Везде, где только можно. И на хвосте погремушка.
А есть еще ехидны. У них – природа такая: на все про все – одна клоака. Так и живет, меняет хозяев, организует вокруг себя соответствующую среду своего обитания среди нас.
Ничего не может быть радостнее пресмыкающегося в личной жизни. Ходят они на животе, лежа. Тем не менее – зубки в три ряда. Красную расцветку охотно меняют на бело-голубую. За неименьем звездноволосатой. Охотно пишут в газету.
Верный друг человека – птица. Домашняя: индюк, петух, гусь, курица. И – вольная: орелик-залеточка, сыч-гостевик, фазан, американо, сарыч. Я часто задумываюсь: «Ну почему люди не летают?» А задумавшись – по Антону Палычу, – сам его и опровергаю. Безумным бешенством желаний: ведь если очень хочется – то можно. Тем более, что только вверх трудно, а что не вверх – бевакаша: встал на подоконник и – бряк!
Нашу домашнюю птицу едят с рук. Дикую и вольную – не едят, она сама – кого хочешь.
Прочие сведения. Рыбки. Если смотреть на рыбок, оченно успокаивает нервы. Пелядь очень успокаивает. Частик не очень. Отлично успокаивает скат, но не стоит смотреть ему в глаза.
К рыбам хорошо ходить в гости, если жизнь надоела.
А проверять свежесть рыбы надо так: тайком от хозяина подкрасться к аквариуму с вуалехвостом. Цапнуть вуалехвоста за вуаль и быстро всмотреться в цвет жабр. И любоваться, любоваться! Некоторые рыбы похожи на некоторых гостей. Во-первых – тоже с головы. Тоже где-то на четвертый день. И – в-третьих, по прибытии сразу же мечут икру. И считают свою функцию выполненной.
Собака. Я обратил свое и обращаю внимание ваше на странное обстоятельство: не те собаки едут. И – не те, что раньше, и вообще какие-то.
Раньше что? Раньше кто ни репатриируется – еврейская норная, еврейская служебная, еврейская ездовая или верный еврейский наш Руслан с наградами – смотришь, все через год другой повоют-повоют – и какие санитары леса из них получаются – загляденье! А нынче – все борзеют. Все были, как минимум, борзыми или сторожевыми при московском губернаторе. Где, спрашиваю я вас, собака-почтальон, собака-минер, собака-болонка?! Мопс где?! Где собака Павлова, собака Качалова, собака Баскервилей? Нетути. На всех распространилась совместная коммерческая деятельность. У всех на зубах протокол о намереньях. А поддельные родословные! Коля – стал Колли, Добронравов – Доберманом, Шариковы – Персиковыми-Пуделями. (О кавказцах и среднеазиатских я вообще умолчу, сославшись на то, что редактор – вычеркнул).
Сидел тут с одним: призер. Ростом и видом с морскую свинку. А по паспорту он Ньюфаундленд, и Далматинец, и Мастино, и Сенбернар, и Пекинес, и даже – Рольмопс, хотя это не гражданство, а закуска. Кроме того, он – Дикая собака Динго, если, по его словам, на него наезжают: мама – гиена, папа – снэжный барс. О чем свидетельствуют оскал, татуировки и неоднократно купируемое ухо. Кроме того, с него как живого писаны: Тошка Чехов, знакомый по ЦДЛ, столики были рядом – писал с него «Каштанку»; Шурка Куприн – вместе отдыхали на зоне – «Белый пудель», а Жека Лондон, тот увидел его, влюбился и накатал «Белый Фикса».
А когда он был малышом, он был Собачка. О дамах он может рассказать отдельно.
Так что же делать? Как вести себя с нашими маленькими четвероногими, многоногими, осьминогими и членистоногими друзьями? Крылатыми и рукокрылыми? Паразитами и объектами любви и вивисекции? Едящими с рук и отъедающими руки по локоть? Бессловесными и очень даже словесными? Паразитами и кровососущими, питающимися молоком энд медом. С котами, с с-суками, с коровами, с аскаридами, с золотыми петушками и с прочими братьями человека?
Наверное, прав один человековод: доброта спасет животный мир. Наверное, прав один внебрачный ребенок одного Бога: Бог с ними – есть любовь. Наверное, прав и я: надо учиться гладить.
Но – нельзя ждать милости и от природы.