Михаил Генделев

Царь: Стихотворения и поэмы 1996-1997. Оформл. А. Резницкого
и Ю. Вайса. Фот. М. Левита. Иерусалим: Alphabet, 1997.
– 96, [1] c., фот. – [1000 экз.].

Как сообщает М. Генделев в «Неполном собрании сочинений» (2003), книги «В садах Аллаха» и «Царь» сочинялись практически одновременно и вышли, хотя и в разных издательствах, но в один день и в одном формате».

Стоит добавить, что и в оформлении книги эти различались только цветами обложек и фотографическими портретами автора, совпадая даже в количестве страниц. Сопоставив имена издательской команды, мы с полной очевидностью поймем, что «разные издательства» – не более чем мистификация.

Но зачем она понадобилась? И к чему было делить написанные практически в одно время вещи (стихотворения и поэмы «В садах Аллаха» – чуть раньше, «Царь» – чуть позже) на две разные и не такие уж объемистые книги?

Генделев часто и настойчиво утверждал, что мыслит не столько отдельными стихотворениями, сколько циклами и книгами – то есть структурами, в которых каждому циклу, поэме, отдельно стоящему стихотворению (как и всякому тексту в рамках цикла) отведено строго определенное место.

Поэтому, разумеется, не ради пополнения собственной библиографии старался поэт: ключевое слово здесь «разные». Это две стороны, аверс и реверс одной поэтической личности. И если книга «В садах Аллаха» воспаряет от личных переживаний к трагедийности экзистенции и ее теологической подоплеки, «Царь» – книга земных радостей.

В «Царе» царит мандельштамовский «средиземный радостный зверинец», где в едином культурном хороводе кружатся Байрон и израильский классик Хаим Гури, Иосиф Бродский и персонажи древнегреческой мифологии, Гомер и паромы, курсирующие между островами архипелага.

В какой-то степени «Царя» можно назвать и книгой искушения – ведь искушение Средиземноморьем в той или иной форме всегда преследовало израильскую культуру. Это могло быть искушение Левантом, растворением в «семье народов» Ханаана, как у кнаанитов, или некоей «интернациональной средиземноморской литературой» – идеей, которую выдвинула в середине девяностых годов группа израильских русскоязычных литераторов.

Путешествие в Грецию дало Генделеву возможность опробовать и отвергнуть это искушение. В поэме «Одиссей привязанный», завершающей книгу, «аллегорика странствий Одиссея сплетена ... с темой больничных страданий – травматически-болезненных переживаний самого автора, боровшегося тогда со смертью. С этой, уже почти трансцендентной позиции, повествователь словно переоценивает шаблонно-романтические трактовки Эллады, нагнетаемые в байронической традиции» (М. Вайскоф). Сирены, «единоутробные сестры» этого повествователя, больше не искушают – они «воют и поют». Поют – потому что о любви и поэзия, а воют – потому что война.