Михаил Генделев

Рафаил Нудельман

РЕДАКТОР О ЖУРНАЛЕ

Журнал «Двадцать два», который долгие годы играл роль главного и лучшего «толстого» издания русского Израиля, неразрывно связан с именем Р. Нудельмана (р. 1931) – писателя-фантаста, автора научно-популярных книг, известного переводчика С. Лема, Б. Шульца, М. Хласко, М. Шалева и др., критика и теоретика научной фантастики. Р. Нудельман редактировал журнал с 1978 по 1994 г., когда был вынужден покинуть редакцию. Занявший место главного редактора физик и публицист А. Воронель быстро превратил легендарный журнал (он продолжает выходить до сих пор) в затхлое провинциальное издание. Его супруга, драматург Н. Воронель, в своих лживых мемуарах уделила Нудельману ровно один абзац – дескать, мы с удовольствием избавились от бездельника, которому приходилось платить ежемесячную зарплату, тем более что А. Воронель «по сути всегда был главным редактором “22”». И это было сказано о человеке, который практически единолично создавал журнал на протяжении 15 лет (роль Воронелей сводилась в основном к вещанию на редколлегиях и выпрашиванию грантов)…

Впрочем, у Р. Нудельмана имелись и другие причины для горечи. «Я тогда непрерывно ездил по стране, встречался с израильскими интеллектуалами и политиками, писателями и общественными деятелями, брал интервью, много переводил для журнала. Мы ведь искали единомышленников не только на израильской, но и на европейской улице, отсюда переводы – о либерализме, нео­консерватизме, обо всех новых идеях, обуревающих Запад. Отсюда интерес одновременно к еврейской традиции и к западной философии, к истории Катастрофы, к судьбам идей, к израильской политике и к русской культуре» – вспоминал он в газетном интервью 2003 г. «Мы берегли свою “русско-еврейскость” как уникальность, но ведь нет северного магнитного полюса без южного, и нет уникальности без сопоставления с “другим”. А сопоставления, диалога с израильской “ивритской” стороной не было. Здесь все уходило, как в вату. <...> Мне представляется, что обе стороны друг друга недооценивали и недопонимали. Не было механизмов понимания. У нас был “еврейский дух”, который заменял нам знание израильской действительности, культуры, подспудных процессов, а на другой стороне были Толстой, кем-то переведенный, и “сипурим шель Чехов”, по которым нас расшифровать было нельзя».

О том, каким видел редактор свой журнал в годы расцвета – на примере одного из номеров – Р. Нудельман рассказывает в предлагаемой читателю статье.

Как-то не принято, чтобы редактор сам рассказывал о своем журнале, тем более – рецензировал очередной его номер. А зря, по-моему. Кто, как не редактор, буквально «выносивший под сердцем» весь номер, знает досто­инства и недостатки каждого матери­ала, знает, почему поместил то-то и вы­бросил другое, короче – кто, как не он, может рассказать читателю, что ин­тересно, а что – не очень в его детище? Нарушим традицию. Поговорим о два­дцатом номере «22», каким он видит­ся господину главному редактору. Любимое его произведение в этом но­мере – повесть Станислава Лема. Де­ло не только в том, что господин глав­ный редактор много лет занимается фантастикой и, в частности, перевода­ми Лема. И не только в том, что Лем крупнейший фантаст современности, так что опубликовать его новую повесть, никогда не выходившую на русском языке, приятно любому редакто­ру. Но меня увлекла и сама повесть, независимо от всех дополнительных соображений. Поначалу она увлекает забавностью, весельем и богатством выдумки: описание футурологического конгресса, обстановки в отеле «Хильтон», бесчисленные занятные де­тали, рассеянные в повествовании, са­ми по себе безудержно фантастичны и блестящи. Но затем начинается то, ради чего написана эта повесть – по­хождения Ийона Тихого в мире «психимического» будущего, где галлюци­нации вытеснили реальность, и тут вы­ходит на сцену настоящий Лем: мыс­литель, философ, человек, доискиваю­щийся (еще со времен «Соляриса»), где граница между реальностью и ви­димостью, между «текстом» и «содер­жанием», между «маской» и «дейст­вительностью». С этого момента по­весть перестает забавлять и начинает всерьез занимать, провоцировать на размышления, вызывать на спор. В об­щем, я попросту рад, что могу пред­ставить читателям нового Станислава Лема.

Из двух рассказов, помещенных за «Футурологическим конгрессом», в разделе прозы двадцатого номера, я лично отдаю предпочтение рассказу Игоря Секретарева (менее известного в Самиздате, чем второй автор – Юрий Дружников). Может быть, потому, что Дружников пишет в чисто реалисти­ческой манере, а Секретарев – ехид­но и весело, с издевкой и наблюда­тельно. Прошу запомнить его имя – Игорь Секретарев.

Стихами в номере двадцатом я не очень доволен. Глубоко уважая и лю­бя Анри Волохонского, которого счи­таю одним из самых серьезных поэтов Зарубежья, а также Лию Владимиро­ву, которая порой создает миниа­тюрные лирические шедевры, их вещи в этом номере «22» не могу отнести к лучшим для этих авторов. Полемика в двадцатом номере пред­ставлена статьями редактора израиль­ской газеты «Гаарец» Гершона Шокена и члена нашей редколлегии Алек­сандра Воронеля. Тема полемики – бу­дущее сионизма. Я уже знаю, что Шокен очень многим понравился своей глубиной, спокойностью, серьезностью мысли. Главный его тезис: сионизм (идея собирания всего еврейского на­рода в Палестине) не принят большин­ством народа; означает ли это провал сионизма? Нет, но необходимость его пересмотра; сионизм сегодня – это строительство Израиля как основной формы еврейского национального бу­дущего; одна из важнейших проблем этого строительства – создание «госу­дарства, как все», а поэтому – свобод­ного от клерикализма. По мне, статья Воронеля – глубже. Это вообще одна из лучших, на мой взгляд, его статей, – настолько четко он формулирует тут весь комплекс своих мыслей по поводу еврейства и Израиля. Он с ходу сталкивает читателя с парадоксом: как это так – Из­раиль несомненно идеологическое го­сударство, а в то же время почему-то – не тоталитарное?! Дальше идут тон­кие рассуждения, которые, огрубляя, можно свести к утверждению, что причина парадокса в том, что создавало Израиль меньшинство; оно-то и ут­верждало его в «демократическом сос­тоянии»; сейчас на политическую сце­ну выходит «большинство» – сумеет ли оно сохранить уникальные особен­ности государства или превратит его в «государство, как все»? – вот вопрос. Тут, в самом конце, и обнаруживает­ся та полемичность, по которой я по­местил обе статьи в вышеуказанную рубрику. Должен только прибавить, что по меткому замечанию того же Воронеля, умные люди, даже стоящие на разных позициях, в конце концов говорят одно и то же; в определенном смысле это относится и к участникам данной полемики. Мне хотелось бы, чтобы наши собратья, живущие сейчас в Америке, эти статьи прочли с осо­бым вниманием, – это даст им понима­ние Израиля и его проблем больше, я уверяю, чем самое тщательное изуче­ние годового комплекта журнала «Из­раиль сегодня».

Еще один член нашей редколлегии – известный Эдуард Кузнецов – дал мне интервью в связи с прошедшими вы­борами в израильский парламент, на которых он возглавлял т. н. «русский список». Честно говоря, про «список» сегодня уже забыли даже в Израиле, но интервью куда интересней другим: Кузнецов в нем, хотя и очень развер­нуто, выражает свою жизненную фило­софию, гвоздь которой я вынес и в за­главие: «Положено быть солдатом...»

То есть человеку вовсе не «положены» демократия, благосостояние, счастье, свобода и прочее; он рожден для счастья, как птица для полета (иные злословят – для помета). Он должен за это бороться. И стоит ему забыть, что все это не положено, и сложить лапки, как у него все это тут же от­нимут. Ну, а бороться – значит идти на жестокость, на определенные огра­ничения своих и чужих желаний и так далее. Думаю, когда читатель дой­дет в журнале до конца интервью Кузнецова, у него сложится определенное ощущение, что авторы нашего журна­ла (и сам журнал, в определенной степени) «навязывают» ему некую новую жизненную позицию, к которой он, чи­татель, не привык: гораздо более тра­гическое и тревожное понимание жиз­ни и своих в ней обязанностей; гораз­до менее «либерально-прекраснодушное» решение многих спорных воп­росов. И если читатель это ощутит, он будет прав. А вот правы ли авторы и журнал, – это уж ему, читателю, ре­шать.

Мне, во всяком случае, как редакто­ру, хотелось до него эту нашу жизнен­ную позицию донести, поскольку это итог наших «Иерусалимских размышлений», и попытаться убедить, что мы не от врожденной злобности так рас­суждаем. Как в том анекдоте: «Хаим, да ведь дерьмо-то собачье! – А жизнь какая?»

Свою статью, статью молодого искус­ствоведа Сергея Шаргородского и на­шего нового, очень задиристого авто­ра Нелли Гутиной я на сей раз пропу­щу, агитировать за них читателя не буду: из рецензий отмечу Блехмана, потому что он дает представление о трудностях, с которыми мы встре­чаемся в попытках донести свои мыс­ли до израильской интеллигенции (жи­вущим в Штатах это знакомо тоже), и Малера – за его постоянное эссеистическое изящество, с которым он – не обсуждает, нет, размышляет о кни­гах, и посоветую читателю обратить внимание на два политических мате­риала о ПЛО. Один из них просто ин­тересен, потому что рассказывает о ма­лоизвестных распрях между Арафатом и его приближенными; а другой – о ПЛО и СССР – тем любопытен, что сквозь всю «объективность» англо­саксонской манеры тут отчетливо про­ступает, что ПЛО – это банда не толь­ко террористов, но и шантажистов, ко­торая даже такую сверхдержаву, как Советский Союз, может заставить тан­цевать (в определенной манере) под свою дудку. Как говорится, бывает, что и хвост вертит собакой... В лю­бом случае, понятней становится, поче­му Израиль так решительно возра­жает против создания палестинского государства.

«На закуску» осталось еще две статьи – Милославского об Александре Бло­ке и Майи Каганской о ней самой и ее любимом жанре «эссе». Милославский блестяще знает историю русской литературы и здесь еще раз это дока­зывает; но лично мне больше нравит­ся Милославский-прозаик, чем лите­ратуровед. Что касается другого наше­го постоянного автора, М. Каганской, то у нее, как у Воронеля, это – одна из лучших, на мой взгляд, статей: тем­пераментная, атакующая, язвительная, колючая, сверкающая парадоксами, афоризмами и литературоведческими находками (походя там, например, ут­верждается, что гоголевский сума­сшедший Поприщин – это пародия на Чаадаева: тема для отдельного иссле­дования). У Каганской есть страстные поклонники, есть противники – мно­гим ее стиль кажется чрезмерно «фей­ерверочным» и эгоцентричным. Мне – не кажется; мне думается, что она – один из самых интересно и оригиналь­но думающих авторов не только в нашем журнале, но и в Зарубежье вообще; ну, а оригинальность мышления требует и оригинальности стиля. Я бы, во всяком случае, дал бы себе труд добраться до ядра ее размышлений – она не так уж далеко ушла от Воронеля и Кузнецова в толковании жизни.

Вот я и отчитался. Мы (редколлегия и авторы) делаем журнал так, чтобы ввести читателя в гущу наших споров и размышлений. Мы, в сущности, не­прерывно ведем с ним разговор – свой, дружеский разговор, доверитель­ный и откровенный. От читателя мы хотим прежде всего благожелательнос­ти, интереса и понимания. А кроме то­го – поддержки. Можно, конечно, мо­ральной и духовной, но еще лучше – подписным чеком. Как говорили клас­сики: если слава приходит с деньга­ми, пусть приходит слава: если слава приходит одна – пусть приходят день­ги.