Михаил Генделев

Светлана Шенбрунн

СНЕГ ЛЕТУЧИЙ

Крошечный рассказ, написанный Светланой Шенбрунн 21 января 1982 г., в день рождения ее сына Давида Дектора – который в то время воевал в Ливане – стал одним из любимых рассказов М. Генделева, а с ним многих и многих читателей – и живым примером «израильской литературы на русском языке». Москвичка С. Шенбрунн живет в Израиле с 1975 г. Она – автор книг прозы «Декабрьские сны» (1990), «Искусство слепого кино» (1997) и романа «Розы и хризантемы» (2000), вошедшего в финальную шестерку номинантов Букеровской премии. 

Моему сыну Давиду

«Я приближался к месту моего назначения».

Чтобы вовремя приблизиться к этому месту, которое называется Црифин, я должен встать в пять и в пять тридцать выйти из дому. Весь вопрос в том, как встать, если будильник, сволочь, испортился и не звонит, а разбудить некому. Я отдал себе приказ – сейчас заснуть – заснуть – а потом проснуться. Да, но если первая часть приказа будет выполнена, то вторая – вряд ли. Я понимал это, и это мне мешало. Я лежал, и голова моя тяжелела какой-то нехорошей тяжелой тяжестью. Нужно было срочно найти выход из создавшегося положения, найти верное решение, прежде чем я безнадежно усну и не проснусь в предписанный час.

Я сел на постели. Кто-то должен разбудить меня в пять. Да. Непременно.

– Слушай, ты можешь разбудить меня в пять? – спросил я мужика, возившегося возле печки. – В пять тридцать я должен выйти из дому...

Он поерзал на корточках, обернулся неспеша и поглядел на меня с сомнением.

– Зачем тебе, барин, в такую рань? Нынче не лето... Раньше семи не рассветет...

– Дурак, – пробормотал я. –В семь тридцать я должен быть... на месте.

– А ты и есть, барин, на месте, – засмеялся мужичок. – Какого тебе лучше места? Ложись себе да спи. Утречком самовар поставим, чайку попьешь. А там уж, как рассветет, и тронешься. Чай, дорога не ближняя...

– Он прав, – сказал мужчина, лежавший на лавке напротив. – Отдыхайте, поручик. Раньше завтрашнего вечера все равно никуда не доберетесь. Тут до ближайшей станции, я думаю, верст тридцать. Да и погода теперь ненадежная...

– Ненадежная, верно, ненадежная, – подхватил мужик. – Сейчас ясно, а через час, глядишь, метель. А уж как заметет, так и не выберешься...

– Ле холь а-рухот! – заорал я. – Какой я вам поручик! Я должен встать в пять! И в семь тридцать прибыть на место моего назначения...

– А какого место вашего назначения? – спросил мужчина. – Если не секрет...

– Секрет, – сказал я. – Сод цваи.

– Как вы назвали? – переспросил он. – Это где же? Где-нибудь в Монголии?

– Нет, не в Монголии. Совсем в другой стороне... Гораздо ближе...

– Не слышал. Не приходилось, – сказал он.

– Не важно! Но я должен встать в пять.

– А вот, может, жена тебя, барин, разбудит... – подумал мужичок. – Она по хозяйству-то рано встает... Слышь, Василиса Егоровна, барин хочет, чтобы ты его с утра с самого, в пять часов разбудила.

– Да разве ж это утро – пять часов? – сказала, появляясь из-за занавески, женщина. – Это ж темень темная... Ночь... Кто ж теперь в такой час встает? Ты, барин, спи. Я вставала, когда корову доила, а теперь не доим – телиться ей скоро. И ты, барин, ложись. Ты озяб, видно. Зачем тебе вставать? Хочешь, вина выпей. Согреешься и уснешь...

Я не стал ей объяснять – что толку? Глупая женщина... Я встал с лавки и вышел наружу, на крыльцо.

Огромная степь, занесенная снегом, лежала и сияла под луной. Белый, сверкающий, никем не тронутый снег со всех сторон подступал к моим ногам. А сверху лежала луна. Луна и звезды...

– Простынешь, барин, – послышался голос за дверью.

– Молчи, глупая женщина, – сказал я. – Молчи... Дай постоять... Немного постою и отправлюсь к месту моего назначения. Знаешь, что сказал раби Бубер? Лишь на том месте, где ты стоишь, ты сумеешь приблизиться к месту своего назначения...

Црифин – название крупной военной базы в Израиле, «Ле холь а-рухот!» на иврите значит «Ко всем чертям!», а «сод цваи» – «военная тайна» (Прим. М. Амор).