Люди и тексты

САД НАД БЕЗДНОЙ:
Александр Верник

 

VernikАлександр Верник, чьи воспоминания о М. Генделеве опубликованы на нашем сайте, родился в Харькове в 1947 г. Учился в университете на русском отделении филфака и в литературной студии Бориса Чичибабина. Автор поэтических книг «Биография» (1987), «Зимние сборы» (1991) и «Сад над бездной» (1999).

 


  



СТИХОТВОРЕНИЯ

 

Романс

 

Полет ночной, спаси аэроплан!
Небес развертка в пятнах маскхалата,
но самолету чудится Монблан
в роскошествах восточного заката.
В округлостях холмов сокрыт обман –
ищите женщину. Она не виновата.

Столь резок переход от света к тьме,
что самолету кажется вполне
бездарной песня о друзьях-пилотах.
Он знает, что пилота не спасти,
и по ночам, когда находит стих,
гудит романс о смерти самолета.

Приемничек расхлябанно поет,
наследие британского мандата.
А мальчик собирается в полет –
он подтвердил. Она не виновата.
Его, по тексту, точно в пять убьет.

Таков романс – ночной полет, расплата,
кремнистый путь, холодная рука
и на погонах крылья мотылька.

 

                                                                          1984

 

 

Юбилейная проза

 

                                                                   Генерал! Мы так долго сидим в грязи...
                                                                                                    Иосиф Бродский

 

Я не ездил семь лет никуда отдыхать,
я все чаще ложусь, не раздевшись, в кровать,
на носках идиотские латки,
и сколько сахару в чай ни клади,
чай кажется совершенно несладким.
Вот и женщины нет, которой я сказал бы «не уходи»,
С такого все взятки гладки.

Здесь за последние несколько лет
все решительно сходит на нет,
штукатурка со стен сползает
беззвучно, словно в немом кино,
где зритель с актерами заодно.
Надо б к зиме подзаклеить окно –
Субтропики не спасают.
Видать, в облюбованной Богом стране
что-то не больно можется мне,
все остальное – больно.
Было б разумно не жить вполне,
впрочем, живу добровольно.

                                                                         1985

 

  

Муравей

(апология)

 

Вот муравей на грифельных ногах.
Вот муравей, чудовище стальное.
В ком тело гладкое торчит над головою,
как жерло сладкое в восторженных очах
у комсомолки, что еще вчера
по пьянке заловили мусора.

Но я о муравье. А он – грядет!
Вот он застыл. Вот он чего-то тащит.
Что может быть возвышенней и слаще,
чем муравья крылатого полет.
Его усы. Его высокий лоб.
Вся матовость его. Его огромность!
Он вольтерьянец. Он, конечно, сноб.
Что перед ним хваленая духовность
людской породы? – Скверная игра.
Все пьянки, комсомолки, мусора.

                                                                   1988

 

***

 

Мне нечего вспомнить. Разве: рука,
как у школьницы, след от мелка
на руке, заусеницы, цыпки.

В щербинке зубов – готовность улыбки,
всегда, без условий, без дураков.
Мне нечего вспомнить. Разве: смешок
арлекинки, пацанки и сразу –
себя с идиотским лицом,
и тоска
немыслимой фразы:

– Послушай, дружок,
я сегодня не склонен...

И не понимая, что перед концом
на редкость спокоен.

И снова – рука.
Мне нечего вспомнить. Разве что сад на горе,
не выше, чем след,
а казалось, что выше.

Мы ночью ступали след в след,
боясь оступиться. И если не слышать
(давай повторять друг за другом подряд)
теперь ничего и не видеть,
то даже тогда – на заре
и под утро:
мне нечего вспомнить, разве что сад.

 

***

 

На Средиземноморье почему-то
на пляже не найти печальной девы,
которая вотще глядится в даль.
Возвратность эта нам необходима
для если, скажем, не приданья смысла
и не для понта, то для настроенья.
– Простите, право, мне бы не хотелось
вам помешать.
Она бы, стерва, мягко улыбнулась,
как в тех стихах, где «девушки с загаром
темнее их оранжевых волос», –
нам так подчас нужны сопоставленья...

Зачем-то вспоминается Гурзуф
и пляжик чеховский. На нем с одним Андрюхой,
сынком любимым контр-адмирала
из Ленинграда, вместе я гулял
с двумя медичками из города Перми,
играл в бутылочку и нервно целовался
в году примерно шестьдесят втором...

И обольститель-мистик не соврал:
моря Карибские, как видим, существуют,
а может, есть на них и флибустьеры,
вот чахлый клен как раз-то и не есть.
Вечнозеленый глянцевый гербарий
меж двух страничек трудно засушить
на память для какой-нибудь Натальи.
А белый стих, конечно, раздражает.

                                                                     1989

 

 


 

Также по теме:

 

Система Orphus