Исследования

Исраэль Шамир

МУЗА ВОЕНВРАЧА ГЕНДЕЛЕВА

 

Поэты и прозаики в Израиле говорят, что суждено нашей эмиграции придать русскому языку аспект всемирности, завоеванный английским и французским. Ведь сколько литератур существует на английском – от американской до нигерийской; сотни авторов в разных странах пишут по-английски, входя не в английскую литературу (т. е. литературу Англии), а в соцветие литератур на английском языке. А теперь нашими стараниями, возникнет американская литература на русском, израильская литература на русском и т. д.

Михаил Генделев, израильский поэт из Ленинграда, выпустивший недавно третью книжку стихов, создает израильско-русскую поэзию, и это интересно. Израиль Генделева – в особенности это чувствуется в военных стихах – близок по восприятию Азии в стихах Николая Тихонова и Владимира Луговского, а значит, речь идет о киплинговском отношении к Азии.

 

«Так
перегной перепахан
что
трудом белых рук
труп посадишь в садах Аллаха
и к утру зацветает труп»

 

Поворот к израильской теме совпал у Генделева с Ливанской войной, на которой он был военврачом. Простота, жестокость, напоминающая и Гумилева («убивавшие слонов и людей») – это реакция ленинградского поэта, вовлеченного в ближневосточный, по сути дела, экзотический конфликт на земле Ливана: яснее всего это видно по следующему стихотворению:

 

«Сириец
внутри красен темен и сыр
потроха голубы – видно – кость бела
он был жив
пока наши не взяли Тир
и сириец стал мертв
– инш'алла –

отношенья цветов – я считаю –
верны
он
там
а здесь и напротив – напротив ты
и за то любили мы с ним войны
простоту
что вкусы у нас просты

и еще люблю я дела свои
обсуждать лишь с собой
и люблю как звенит
луч на хорах сосновых и запах хвои
в полдень
в тридцать два года
лицом в зенит».

 

В этом, как и в прежних сборниках стихов Генделева, чувствуется созвучие поэзии Бродского, столь естественное для ленинградца, тот же напев, тот же выбор рифм и прозаических, нарочитых сбоев:

 

«спроси у собственной своей души сынок
с чего ее бессмертную воротит:
война сынок – а ни шиша
не откликается бессмертная душа.

В душе искания подобны ловле вши
залезшей под счастливую сорочку

...Их кошки шевелят – они из ран
что-то такое розовое тащат
что крутанись в руке моей праща
метнул бы в них обломок кирпича».

 

Но поэт – любой поэт, начиная с Гомера, смотрит на войну остраненно, тем более русский поэт, описывающий совершенно другой этнос. Разрыл между русской поэзией, русским языком и израильской действительностью порождает напряжение поэзии Генделева:

 

«Господь наш не знает по-русски
и русских не помнит имен»,

 

в отличие от поэта, который, собственно говоря, только по-русски и знает. Наиболее четко это напряжение выражено эпитетом «младшая родина», появившимся в открывающем сборник и одном из наиболее поэтически удачных стихов Михаила Генделева

 

«Я младшей родины моей
глотал холодный дым
и нелюбимым в дом входил
в котором был любим
где нежная моя жена
смотрела на луну
и снег на блюде принесла
поставила к вину
она крошила снег в кувшин
и ногтем все больней
мне обводила букву
шин
в сведении бровей
узор ли злой ее смешил
дразнила ли судьбу
но все три когтя буквы “шин”
горели в белом лбу».

 

В этом сборнике Михаил Генделев показал техническое мастерство в подборке «Искусство поэзии», где вполне современные темы выражены множеством классических форм: сонетом, элегией, одой, балладой. «Ода на взятие Тира и Сидона» напоминает нам «Оду на смерть маршала Жукова» и «Долину Чучмекистана» Бродского, но, следует подчеркнуть, речь идет не о заимствовании, но о параллелизме, созвучии, сосуществовании в одном поэтическом пространстве:

 

«Свисти в железные свирели!
дудите в скотские рога!
достигли люди Ариэля
твердынь смущенного врага:
Сидон! о где гордыня Тира?
в согласии с устройством мира
и мы, и эти состоим:
из фосфора души и меда
железа и одной свободы
какой недосыта двоим».

 

Ариэль – одно из библейских наименований Иерусалима, и имя генерала Шарона, стоит напомнить. Эта ода перекликается с одноименной или почти одноименной одой другого ленинградско-израильского поэта, Анри Волохонского. В узкой географии поэтического Израиля перекличка между этими двумя поэтами и друзьями была неизбежной, тем более, что талантливый эрудит Волохонский стал, в некотором смысле, предметом культа в авангардизме эмиграции. Густая тень Анри, худощавого, в белых штанах, с наваррской бородкой, экс-тивериадца, а ныне трудящегося мюнхенской «Свободы», брошена и на посвященную Велимиру Хлебникову «Мулету», и на многие стихи израильских русских поэтов. Генделев просто отмечает в другом стихотворении:

 

«Я собеседником был Анри»,

 

однако лишь «собеседником», но не «последователем».

Интересно заметить у Генделева прогресс – по сравнению с двумя предыдущими книжками поэта. Первая содержала в основном юношеские стихи, вторая была слишком вычурной – как по названию «Послания к лемурам», так и по исполнению и содержанию.

Третья книжка Генделева явится сюрпризом для читателя, не следившего за журнальными публикациями поэта. Его муза стала спокойнее, количество утомительных аллюзий резко убавилось, четче стал первичный элемент поэзии – наблюдение, чувство, восприятие.

Особенно интересны переводы Михаила Генделева из средневековой еврейско-испанской поэзии. Имена гениальных поэтов той поры – Шломо ибн-Гвироля, Иегуды Галеви, Аль-Харизи – известны русскому читателю по стихам Гейне, именовавшего их «триединое созвездие» (в переводе Майкова). Но их стихи мало переводились. Несколько лет назад Владимир Лазарис выпустил сборник переводов в «Библиотеке Алия», но они не были большой удачей. (Вообще переводить восточную поэзию трудно – трудно избежать тривиальности роз-соловьев-чадры, столько раз воспетых со времен Гете, проложившего эту дорогу.) А испанская поэзия отличалась и особо сложной формой, с которой и технически нелегко справиться.

Михаил Генделев нашел, пожалуй, уникальный ключ – он возвратился, для перевода, к силлабическому стиху, или к силлаботонике – со слабым тоническим элементом. В касыдах он сохранил множественную рифмовку. Так, в касыде «Уходя из Сарагоссы» Шломо ибн- Гвироля, он рифмует без повтора пятьдесят строк, сохраняя внутреннюю рифмовку нечетных строк;

 

«Ты думаешь, жив я? Живя
Средь быдла такого, что ни
в жизнь правую не отличат
от левой своей пятерни».

 

Описание молнии у Гвироля:

 

«Полночь вышла в латах чугунной тьмы
но молниеносно пробита бронь.
...Нетопырь летит так, крыла воздев
Тьма летучая тьму гоня ворон...»

 

Новый сборник Михаила Генделева, поступивший в продажу в Америке – интересное и важное событие в поэтической жизни покинувших Россию.

 

 


Круг (Тель-Авив). 1986. № 482. 24-30 сентября. 
 

 

Система Orphus